Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Уже в 1519 году августинцы в Антверпене проповедовали против индульгенций – и этим и другими добрыми делами начали привлекать внимание как друзей (в том числе Дюрера и Эразма), так и врагов. Эразм написал Лютеру дружеское письмо, в котором говорил: «В Антверпене есть аббат [августинской] обители – подлинный христианин, нет в нем никакого лукавства, – который пылает к вам любовью; он бывший ваш студент и хвалится этим. Можно сказать, он здесь единственный, кто проповедует Христа. Почти все остальные болтают сами не зная что и думают лишь о своей выгоде» [351] Bornkamm, Luther in Mid-career , 101. . Эразм имел в виду Якоба Пропста, который учился в Виттенберге в 1505–1509 годах, а в 1520 году вернулся туда, чтобы получить степень по богословию. В то время в Антверпене жил Альбрехт Дюрер: он так заинтересовался Пропстом, что написал его портрет и подарил ему перед отъездом. Однако едва Пропст вернулся из Виттенберга, как в Брюсселе его схватили и бросили в тюрьму. Не выдержав тяжелых условий заключения и допросов, он в конце концов публично отрекся – и был отослан в августинский монастырь в Ипре. Однако, едва оказавшись там, Пропст во всеуслышание отрекся от своего отречения и продолжил проповедовать лютеранские идеи, за что был арестован вторично. Как ни удивительно, ему удалось бежать – и скоро он снова появился в Виттенберге.

Следующим аббатом в Антверпене стал Генрих фон Цютфен: он также два года учился в Виттенберге и жил в это время в том же августинском монастыре, что и Лютер. Цютфен начал прямо с того же, чем закончил Пропст, – смело принялся учить антверпенских августинцев лютеровому богословию. Однако 29 сентября 1522 года, в день святого Михаила, Цютфена обманом, под ложным предлогом выманили из монастыря и арестовали, а антверпенской обители учинили форменный разгром. Вот как описывал это Лютер в письме к Венцесласу Линку:

Братию изгнали из монастыря; некоторых схватили и держали в разных местах; нескольких после того, как они отреклись от Христа, отпустили из-под стражи, другие же стоят твердо и по сей день… Все монастырское имущество продано. Церковь и монастырь закрыты и запечатаны, говорят даже, что их снесут с лица земли. Тело Христово с великой торжественностью, словно спасенное из рук еретиков, перенесли в церковь Пресвятой Девы, где его с великим почтением приняла госпожа Маргарита [Австрийская]. Позорили и наказывали также некоторых горожан, мужчин и женщин (3).

Цютфена должны были отправить в Брюссель, но в тот же вечер возбужденная толпа, услышав об его аресте, разгромила тюрьму и освободила его. Он бежал в Бремен, желая оттуда добраться до Виттенберга. Однако, когда его уговорили произнести в Бремене проповедь, он настолько поразил умы и сердца слушателей, что они не захотели его отпускать. Бременцы убедили Цютфена остаться и регулярно проповедовать в часовне святого Ансгара; так он и поступил – и на проповеди его неизменно собиралась толпа. Велико было и число его противников: его называли еретиком и строили против него всяческие козни – однако Генрих продолжал проповедовать, привлекая к себе людские сердца отвагой и добротой.

После ареста и побега Цютфена все монахи Антверпенского монастыря были арестованы, вывезены за пятьдесят миль к югу, в Брюссель, и заточены в тюрьме Вилворде. Известно, что всех их содержали в очень суровых условиях и допрашивали с пристрастием. Когда стало ясно, что, не отрекшись, они будут сожжены, большая часть монахов отреклась и получила свободу. Но трое отказались отречься. Имена их были: Иоганн Эш, Генрих Вос и Ламберт Торн. Всех их снова допросила инквизиция – и снова они отказались покаяться. Наконец они были переданы светскому суду, и тот приговорил их к смертной казни через сожжение 1 июля. В последний раз спросили их, не желают ли они отречься. Эш и Фос сразу отказались, но Торн попросил дать ему еще четыре дня, чтобы проконсультироваться с Писанием. Его не казнили, но и не выпустили – и пять лет спустя он умер в темнице. Что же до Эша и Воса – в назначенный день их привели на брюссельскую рыночную площадь и сожгли на костре.

Эта ужасная весть дошла до Лютера, когда он был вместе с Иоганном Кесслером, одним из тех студентов, с которыми познакомился в гостинице «Черный медведь». Кесслер рассказывал, что Лютер «молча заплакал», а потом сказал: «Я думал, что стану первым из мучеников за святое благовестие, – но, видно, я этого недостоин». А затем – с типичным для него, по словам многих, быстрым переходом от горя к радости – начал благодарить Христа, который наконец «начал создавать плоды нашего или, вернее, Его слова – новых мучеников» [352] Brecht, Shaping and Defining , 103. . Почти мгновенно Лютер перешел от частного к общему, увидел, так сказать, ситуацию с точки зрения Бога – и понял, что, несмотря на весь ужас и горе от такого известия на человеческом уровне, за это стоит славить и благодарить Господа.

Печальная весть о казни мужественных молодых людей, отдавших жизнь за веру, подвигла Лютера сделать нечто такое, чего он никогда прежде не делал, – а в будущем сделает еще не раз, – и что станет одним из важнейших его вкладов в христианское богослужение, не потерявшим свою актуальность и полтысячелетия спустя. Лютер написал гимн.

В гимне из десяти или двенадцати строф рассказана история этого мученичества. Вот первая строфа:

Лютер ясно чувствовал историческое и духовное значение того, что совершилось в Брюсселе. Дело, для которого избрал его Господь, ныне увенчалось величайшей честью и славой. Бог подтвердил истинность этого дела, позволив двоим невинным умереть так же, как умер Христос; зло, сотворенное людьми и дьяволом, Бог обратил в добро. Теперь весть о мужестве мучеников распространится повсюду, о них запоют в церквях, и пример их будет наставлять и ободрять других верующих. Такие моменты в жизни возрожденного народа Божьего заслуживают величайшей славы и хвалы – и Лютер постарался достойно восхвалить мучеников, рассказав их историю в гимне. Их мученичество, в глазах Лютера, вывело все движение, начатое Богом, на новую ступень. Эта мысль ясно выражена в последних словах гимна: