Дмитрий Овсянников - Осколки Сампо [litres]

В доме стражи, куда спешил рунопевец, его уже ждал Тойво. Паренёк сидел на пороге и вырезал свистульки из тростника, а двое малышей крутилось возле него. Однако, увидев Антеро, дети юркнули за изгородь – только их и видели.

– Ну вот опять! – развел руками Тойво. – Что дети их, что девушки – смотрят, спрашивают и поболтать бы непрочь, но как взрослого заметили – сразу рот на замок, нахмурились и ходу…

– Это они с непривычки. Пока чужие мы для хяме, вроде как негоже с нами слишком близко. Ну да ничего, поживём здесь – освоимся. Глядишь, и нужное узнаем.

Под вечер явился Кауко – помятый и угрюмый, с огромной шишкой посреди лба.

– Кто тебя так? – спросил Антеро.

– Хийси, – огрызнулся охотник.

Он так и не рассказал товарищам, как напрасно ходил из дома в дом – никто не желал слушать охотничьи байки, пива для незваного гостя тоже ни у кого не нашлось. Двое мужчин заинтересовались крестовым луком, с осторожностью подержали в руках, покивали головами – но и только.

Встреченная под вечер девица, сбивавшая масло, оказалась более благосклонна и вселила молодому саво некоторую надежду, с улыбкой внимая его россказням и угощая сметаной. Однако когда Кауко решил, что пора пришла, и протянул руки для объятий, навстречу ему метнулся пест, да так быстро, что даже проворный лесовик – и тот не успел увернуться.

– Дура!.. – простонал Кауко, медленно оседая на пол. – А если бы топор в руках оказался?

Неудивительно, что весть о будущем житье и работе среди хяме охотника не обрадовала.

– По мне так делать тебе нечего, – проворчал он.

Среди многих островов, рассыпанных в море близ побережья хяме, остров, выбранный для строительства крепости, выделялся немалой величиной. Скалистые берега, поднимавшиеся над волнами где на два, а где на четыре человеческих роста, были хорошо видны из Вахвы; остров мог бы вместить ещё одну деревню, однако долгое время оставался нежилым – только окрестные рыбаки останавливались там отдохнуть, устроив среди скал несколько домишек на случай ночлега. Дело в том, что обширное пространство острова не годилось для жизни большого селения – слишком уж скудным и каменистым устроили его боги, созидавшие мир на заре времен. Вытянутой грядой остров закрывал побережье со стороны моря, как забор закрывает подворье – это и подсказало хяме мысль укрепить остров.

Ранним утром Антеро, Тойво и Кауко сели в одну из лодок, идущих на остров с грузом припасов для работников Хяменлинны, и вскоре достигли обрывистых берегов, по которым вверх уходило несколько узких тропинок, для удобства укреплённых камнями и бревнами. Взвалив на плечи мешки с крупой и вязанки дров, странники поспешили наверх, откуда уже доносился шум строительства.

Нагруженный дровами Кауко почти одолел подъём по скользкой утоптанной тропке, когда неизвестно откуда появившийся старик – исанто из числа лесных хяме – ухватил его за рукав:

– Саволайнен! Молодой, прыткий саволайнен! Скорый без поручения! Вот хорошо-то как! – залопотал он, но тут же перешёл на степенный лад: – Посто-ой, н-не торопи-ись та-ак. Я тебя еще вчера-а в Вахве примети-ил. Вот ты мне и помо-ожешь! Свезё-ошь меня-а за хоро-ошими дрова-ами!

– Мы как раз привезли дров! – Кауко встряхнул тяжеленной вязанкой за плечами, стараясь, чтобы старик увидел. Но тот вцепился в саво ещё крепче:

– Там так-ко-ой лес! Сядем в лодку-у, ты до берега-а раз-два-раз-два! А там руко-ой пода-ать! – дальше старый хяме назвал лес, через который Кауко с товарищами прошёл без малого три дня назад – видно, свои родные места. – Вот там дрова-а!

– Чем эти негожи? – Кауко начал терять терпение. Долго стоять на крутой тропинке, когда ноги разъезжаются, ноша тянет вниз, а вдобавок на руке повис непрошеный собеседник – радость не из великих.

– Дря-ань! – старик даже не взглянул. – Лишь мои годятся-а!

– Не слушай его-о, саволайнен! – между валунов, громоздившихся над тропинкой, показался второй старец. – Он уже совсем плох ста-ал, не по-омнит! В его лесу бра-ать нечего уж года два ка-ак – старое собрали, новое брать рано-о! Я и то зна-аю!

– Тюленью задницу ты знаешь! – взвился первый, даже слова тянуть перестал. – Я потомственный лесоруб, а не какой-нибудь рыбак! Мне ли не знать?

– А вот жуком не надо быть!

– Каким ещё жуком?

– Короедом!

– Ах ты!.. – Старцы так увлеклись перебранкой, что забыли про Кауко, а того и след простыл.

Крепость Хяменлинна встретила новых работников по обыкновению немногословно, безо всякого любопытства. Собственно, крепости и не было – обрывистые берега острова изначально были неприступны. Только в нескольких местах протянулись невысокие валы, сложенные из камней, да кое-где над ними торчали вверх гребни частоколов. На двух небольших плоских холмах в глубине острова уместились жилища работников – низкие длинные лачуги, крытые дёрном, амбары для припасов и склады. На юго-западном берегу высилась башня, которую хяме ласково прозвали Вороньим гнездом из-за смотровой площадки наверху. Впрочем, она чаще всего пустовала – дозор нести было некому: народ помоложе трудился от зари до зари, а люди пожилые при всём желании не сумели бы взобраться по крутой лестнице.

Потянулась долгая череда дней, похожих один на другой. Медленно, но верно таяла надежда Антеро узнать у местных жителей что-либо о волшебной мельнице: суровые мужчины-хяме, на время стройки оставившие свои дома и семьи, работали как в последний раз – молчаливо, сосредоточенно, не давая себе ни отдыха, ни срока, не оглядываясь на окружающий мир. Становилась понятна запасливость хяме – из старых негодных вещей здешние умельцы могли соорудить все что угодно. Особенно ценились хитрые приспособления для подъёма тяжестей, отдалённо похожие на колодезный ворот. А строительству все не было видно конца, более того – хотя бы небольшого плода, нового шага к заветной цели работа не приносила. Тому, кто знал трудолюбие и мастерство местных жителей, это казалось удивительным – ведь такое количество рабочего люда могло бы свернуть горы. Но руки, только что совершившие немалый труд, словно в насмешку над собой тут же спешили уничтожить собственное творение.

Не раз случалось Антеро и его друзьям вместе со всеми разбирать вновь возведенные срубы и частоколы, с тем, чтобы перетащить их на новое место и начать все с начала.

– Нет между старейшинами согласия, каждый по-своему хочет, – выдохнул как-то угрюмый бородач-плотник. – Ох уж эти тервасканто! [37] Словом «tervaskanto» (дословно – «смолистый пень») в Финляндии могут называть пожилого, умудрённого опытом человека. Слово имеет уважительный характер.

– Вы называете старейшин смолистыми пнями? – удивился оказавшийся рядом Тойво.