Дмитрий Овсянников - Осколки Сампо [litres]

Напев чародея, вначале плавный и негромкий, вдруг сделался резким, стал набирать силу и набирал безудержно, зазвучав под конец оглушительно и грозно. Точно стрела взлетела песня к небосводу, ударилась о звездный купол, заставив его вздрогнуть, отозваться эхом, что раскатилось по всей земле, закружиться на ледяной оси Маанэллы. Вздрогнула далеко на севере Маанэлла – и загудела земная твердь.

Вяйнямейнен увидел, как вздыбились внизу волны озера, как заколыхалась, подобно некошеной траве под ветром, вековая тайга; увидел, как исполинской силы вихрь собирает тучи со всех сторон света, закручиваясь столбом над кузницей Ильмаринена; увидел, как скрылись в тучах солнце и луна, как во тьме, что выше облаков; все быстрее несутся по кругу звезды, сливаясь в сверкающие полосы, и только Северная звезда, увенчавшая мир, остается неподвижной, разгорается и сияет ярче солнца. Чародей воочию увидел силу своей песни и сам поразился ей.

В кузнице, раздутое всеми ветрами сразу, бушевало страшное пламя. Дым застилал небо, языки огня вырывались из дверей и окон. Казалось, что могучая фигура Ильмаринена, неподвижно стоявшего у горнила с клещами в руках, слита из жидкого пламени, что борода и волосы Сына воздуха объяты огнём. Но жар не причинял кователю вреда. Ильмаринен был сейчас в своей стихии – он ждал, терпеливо и внимательно вглядываясь в очертания, рождавшиеся на раскалённом дне горнила.

На миг расступились волны пламени, и кователь, радостно вскрикнув, выхватил клещами из горна и водрузил на наковальню нечто огромное, переливающееся всеми цветами радуги. Затем поднял пудовый молот и принялся охаживать со всех сторон, рассыпая снопы огненных брызг. С грохотом опускался тяжелый молот, «Сам-по! Сам-по! Сам-по!» – вторило ему звонкое эхо.

Внезапно, громко вздохнув в последний раз, унялись ветры. Вмиг угас в горниле огонь, и чёрный дым, понемногу рассеиваясь, пополз вниз по склонам утёса. В звенящей тишине не слышно было, как Ильмаринен ударил в последний раз – и отбросил в сторону избившийся молот.

Молча замерли изумлённые братья-волшебники перед невиданным чудом, возвышавшимся перед ними…

Заслушавшись, странники тихо сидели вокруг кузнеца. Стихли даже ветер и волны в заливе – только неугомонные кузнечики продолжали трещать как ни в чем не бывало.

– А ведь мы отправились в путь, чтобы отыскать волшебную мельницу, – нарушил молчание Антеро.

– Тогда вам следует идти прямо в Похъёлу, если не боитесь, – отозвался Уно. – Здесь-то вы чего забыли? Дорогу знаешь?

– Любая дорога, ведущая к Вершине мира, приведёт в Похъёлу, – спокойно отвечал рунопевец. – По суше, по морю – не важно. Отправляйся и ты с нами.

Уно молча поднялся с камня и вразвалочку отошёл подальше. Некоторое время он стоял у кромки воды, сунув руки за пояс и покачиваясь взад-вперёд, смотря куда-то в сторону Вахвы и Хяменлинны.

– Пойду, – важно объявил он наконец. – Там страшновато, тут совсем худо, где наша не пропадала! Я сирота, и оставлять мне нечего. Если повезет – увижу Сампо! Пойдём морем. У меня в Вахве большая лодка хранится.

– Она хоть не из несчастий построена? – поддел Кауко.

– Из хорошего дерева, – Уно то ли не понял саво, то ли не подал виду. – По морю ходить годится, хоть на вёслах, хоть под парусом. И припас дорожный в ней сложен всегда. Только харчей на дорогу взять – и хоть завтра в путь.

Медлить не стали. На рассвете следующего дня лодку Уно спустили на воду и поспешно оттолкнулись от берега. Когда проплывали мимо острова, Уно встал в полный рост и громко сказал:

– Ужо тебе, Хяменлинна! Я ухожу от тебя подальше. Я первый, да не последний. Сгинь, негодная, не мешай жить моим сородичам!

Как в воду глядел кузнец. Хяме, заметив исчезновение Уно, поняли всё без слов и крепко задумались. Немало времени прошло с тех пор в бесплодных усилиях на острове, но наконец свершилось неизбежное: работники сначала потихоньку, а потом все смелее стали покидать строительство, унося с собой припасы. Это происходило само собой, подобно затяжному дождю, и старейшины оказались бессильны – разве когда-нибудь прекращался дождь от пустых угроз и брани? «Ты забрала много наших дней, много сил, досыта напилась нашим потом, Хяменлинна! – говорили люди. – Как быть с наградой? Не скупись теперь, с тебя причитается!»

Года не прошло от начала волнений, как хяме разбежались по домам и растащили крепость по брёвнышку – родные дворы и деревни, много лет скучавшие по крепкой хозяйской руке, теперь требовали починки. Опустевший каменный остов Хяменлинны остался торчать на острове гнилым зубом, пугая своим безмолвием суеверных моряков из чужих земель.

Последним с острова родичи утащили упирающегося Эрво Яреуса. Одряхлевший валто чуть не зубами цеплялся, страшно ругаясь и крича, что Хяменлинна – его дом родной, однако дети и внуки не уступали ему в упрямстве. Старика увезли в родную деревню, где он, потеряв остров из виду, удивительно быстро утешился и даже несколько окреп, точно заново помолодел. Теперь он с удовольствием любовался цветущими лугами, удил рыбу в озере, много времени проводил с правнуками. Малыши его очень любили, и сам дедушка Эрво – только так теперь его и называли, былые прозвища навсегда остались на острове, – привязался к ним всем сердцем, мастерил для них игрушки, рассказывал сказки и были. Бывший властитель Хяменмаа доживал свой век в покое и радости. Единственным, что изредка печалило старика, был вопрос самому себе: как же я, глупый, раньше не замечал и не ценил всего этого?

Большая лодка, снаряжённая для дальнего морского похода, скользила вдоль извилистых шхер Суоми, держа путь к северо-западу, чтобы за изгибом побережья повернуть на север – в Туманное море. Позади остались владения хяме, и справа по борту потянулись берега безлюдные и дикие.

Жителям земель Калевы не привыкать к частым сменам погоды, особенно у моря – солнечный день словно играет в чехарду с пасмурным, и людей то пригревает солнцем, то поливает холодным дождём, то треплет внезапными порывами ветра. Но едва лодка вошла в Туманное море, как непогода сделалась постоянной. Низкое небо, насколько хватало глаз, со всех сторон обложило тучами, дожди почти не переставали, а пронизывающий ветер с севера так и гнал лодку вспять. Казалось, что сама природа Туманного моря зло потешается над попыткой четырёх человек пробиться сквозь ее завесы. Путникам все чаще приходилось останавливаться, пережидая непогоду на островах и в шхерах, двигаясь вперёд лишь во время коротких затиший.

– Как в начале лето ясное, так потом оно ненастное! – приговаривал Уно с каким-то мрачным удовольствием, которое понятно только ворчунам-хяме. Хозяин лодки сидел на корме, работая рулевым веслом и изредка советуясь с Антеро. Свой суконный треух Уно натянул чуть не до носа.