Дмитрий Овсянников - Осколки Сампо [litres]

– Хорош, – бросила она. – Дальше я сама. Иди, отдыхай – убегался.

А снаружи бушевала метель. Она разыгралась, едва путники успели собраться у очага похъёльской охотницы. Вьюга не стихала всю ночь и весь следующий день; она пошла на убыль лишь к полуночи. Казалось, что снег засыплет подворье по самую крышу. После такого не то что злополучного лося Хийси – даже ближайший перелесок, где Антеро удалось прозреть колдовской морок, и тот не получилось бы найти без долгих поисков. Непогода не выпускала из дома – разве что за дровами для очага да в амбар за съестным. Про себя Антеро уже не раз поблагодарил судьбу за то, что им удалось выйти к неожиданному здесь человеческому жилищу. Поверни они сутки назад в другую сторону, ночевать пришлось бы под снежным покровом – до весны, до лета, до скончания времён…

Время проходило в молчании – хозяйка почти не разговаривала, только вполголоса заводила песнопения, когда возилась с раненым. Она ни о чём не расспрашивала гостей, не спросила имён и не назвалась сама – подобно своим соплеменникам, хозяйка держалась с чужими нелюдимо.

Что за необычная женщина? Почему живёт уединённо вдалеке от людей, где её родичи? Кто она – осиротевшая дочь охотника, унаследовавшая его промысел, беглянка или изгнанница? Сама ее внешность – и та необыкновенна: тёмные волосы в полумраке смотрятся чёрными – не иначе, в жилах похъёланки течёт лопарская кровь; зелёные глаза в пол-лица отражают свет очага и кажется, что они сияют в темноте. Густые и длинные ресницы, чёрные брови на белом лице с высокими скулами – женщина красива и таинственна, как тот край, где стоит её жилище, и так же холодна и неприветлива. Антеро не отходил от неё, помогая, и постоянно старался завести разговор – впрочем, без особого успеха. Тойво заметил, что рунопевец с каждым часом становится всё мрачнее.

Ранним утром третьего дня Антеро снова повёл Уно и Тойво на охоту – правда, на этот раз самую обыкновенную:

– Хозяйка живёт одна, – объяснил он друзьям. – И еды у неё на одного человека, а тут ещё четыре рта привалило. Мы здесь надолго, и запастись нужно как следует, а то обожрём хозяйку за месяц!

Прихватив самострел Кауко, друзья весь день пробегали по округе. К вечеру они выследили и подстрелили низкорослого северного оленя, освежевали тушу и сложили мясо в сани. Теперь голода можно было не опасаться.

Похъёланка встретила их во дворе, одобрительно кивнула при виде нагруженных саней и указала рукой на амбар. С беличьим проворством она взобралась наверх, в низенькую дверцу, а Антеро принялся подавать ей снизу уже замерзающее мясо.

– Погоди, тут кусок здоровенный, тяжело тебе будет, – сказал рунопевец. – Дай-ка я сам. И, взобравшись следом, поволок за собой олений бок. В тесноте маленького амбара два человека оказались так близко, что едва не прижимались друг к другу.

– Не приближайся ко мне, чужеземец! – перед лицом Антеро сверкнуло лезвие пуукко.

Карел перехватил и осторожно отстранил руку с ножом:

– Мне знаком этот пуукко, – сказал он. – Где-то я его видел.

– Нож-то он сразу узнал! – с укоризной произнесла хозяйка.

– Что мне твой нож! – отвечал Антеро. – Тебя я узнал с первого дня, Велламо дочь Ахто!

Их взгляды встретились. Карел почувствовал, что его словно поглотили два бездонных зелёных омута – его несёт все глубже и глубже, а вокруг водоворотами взвиваются радость и досада, тревога и надежда…

Женщина отвела глаза.

– Отпусти, – шёпотом произнесла она.

– Как скажешь, – ответил Антеро. – Если не будешь махать на меня моим же пуукко.

– Я дождалась тебя. Но ты пришёл поздно, – зелёные омуты подернулись льдом.

Неизвестное притягательно. Неизвестное и страшное притягательно вдвойне. Потому-то юный Антеро, сын Арто из рода Сувантолы, вдвоём со своим закадычным другом – саволайненом Тиэрой Осмо, – собравшись странствовать, направились не куда-нибудь, а прямо в туманную Сариолу. Друзей переполняла нерастраченная молодецкая удаль, а где ещё проявить ее, если не в неведомом краю? Там же на каждом шагу полным-полно жутких диковин, будет о чём рассказать по возвращении домой, о чем сложить руны!

Шли вдоль побережья, петляли по лесам, переправлялись через реки и озёра, но, к своему удивлению, ничего чудесного не встретили. Таинственная Похъя на деле оказалась бескрайними глухими дебрями, кое-где располосованными рубцами вересковых пустошей. Люди в лесах Сариолы встречались лишь местами и жили на редкость убого, вдобавок ко всему держались угрюмо и гордо – водить дружбу с таким народом не хотелось. Дважды схлестнулись с разбойниками, которых в лесах Карьялы и Савонмаа отродясь не бывало, один раз – с бешеным медведем: того даже костёр не испугал.

Позже друзья все же набрели на многолюдное селение – хутора рассыпались по склону горы, на вершине которой возвышалась крепость Корппитунтури. Там произошёл случай, который Антеро ещё долгие годы не мог забыть и простить себе.

Подобно любому народу Суоми и Карьялы, похъёлане справляли Праздник Укко. Они приносили в жертву Небесному Хозяину быков и оленей, устраивали пиршества, состязания и игрища. На всеобщий Пир Укко приглашали всех без разбору – так велел старинный обычай, потому и двух чужеземцев в Корппитунтури приняли по-дружески. Но не пир с обильным угощением и не состязания привлекли в тот день юношу из Сувантолы. День Укко в Похъе совпал с Праздником ножен – днём выбора невест.

На поляне вблизи священной рощи собрались девушки со всей округи. День выдался ясный, будто само солнце пришло порадоваться хороводам, песням и весёлому смеху множества красавиц.

– пели девушки. Глядя на них, нарядных и радостных, не верилось, что все они – дочери и сёстры звероватых, завернутых в шкуры похъёлан. Неужели и эти красавицы чтят жестокого Хозяина зимы? Да быть того не может! Их взрастила добрая Рауни, Лемпи оберегал и холил их; сейчас, в день праздника, близ священной рощи не было места для тёмных похъёльских богов. Они явятся позже, когда придёт их время…

В детстве Антеро слышал немало сказок о том, как в логовах чудовищных хийси подрастали их прекрасные дочери – будущие жёны героев. Он с восторгом смотрел на игры похъёльских невест и никак не мог наглядеться. Звенел ветерок в юной листве берез, звенели украшения и амулеты, звенел заливистый девичий смех. На мгновение Антеро показалось, что он очутился дома – точно так же играли и веселились девушки на родных полянах Карьялы.