Карен Мейтленд - Соколы огня и льда

— Увы, у тебя не будет больших оснований считать меня храбрецом, — продолжал я, — после того, как признаюсь в том, в чём должен. Понимаешь, в этом путешествии мне поручили следить за Витором. Конечно же, я с самого начала знал, что он священник-иезуит, работающий на Инквизицию, но мы понятия не имели, с какой целью он отправился в путь. Возможно, следовало избавиться от него, когда мы находились в море, но нужно было узнать, зачем он сюда приехал. Только в доме Фаннара я понял, что его цель — помешать тебе вернуться домой. Когда Ари вперые привёл нас в пещеру, я попытался убить Витора, но, признаюсь, потерпел неудачу. Понимаешь, я привык работать с ядами. С ножом я не так ловок. Видишь ли, кровь всегда была моей слабостью. Но из-за своего малодушия я подверг твою жизнь ужасной опасности. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Изабела?

Она положила ладонь на мою руку и сжала её.

— Ты дважды спасал мою жизнь. Дела скажут о сердце человека больше, чем слова. Хотя... Мне понравилась твоя история. — Она отвернулась, и я был готов поклясться, что она изо всех сил старалась сдержать смех.

Странно, однако, что из всего множества историй, которые сочинял о себе, только эту я хотел бы назвать правдивой. Может, был в моей жизни момент, когда я мог выбрать другой путь и стать таким человеком, героем, сражающимся за дело... Ладно, кого я обманываю? Вы ведь верите в это не больше, чем когда я говорил, что стал бы святым, если бы родители не дали мне имя Круз!

Много дней мы брели вдоль побережья, пока не обнаружили небольшую бухту, по берегам которой жались несколько домиков. Слава Богу, если, конечно вы верите в божественное провидение, Его милостью в этом местечке не было данов.

Маленькую каравеллу [15], убогую посудину с латинскими парусами, болтало на якоре, капитану явно не везло, он отчаянно пытался успеть сбыть контрабанду до прихода зимы. Корабль возвращался в Антверпен, но оттуда можно отправиться и на юг, в Португалию, по морю или по суше. Эта посудина отчаливала завтра с приливом.

Капитана не пришлось особо упрашивать взять на борт пассажиров — сказать по правде, он взял бы и стадо шелудивых козлов, в таком был отчаянии. Однако, проблема в деньгах, а их у меня не осталось. Но будут. Я скорее проведу сотню лет в чистилище, чем одну зиму на этом пустынном острове.

Я твёрдо решил попасть завтра на этот корабль, даже если для этого придётся стоять на углу, предлагая себя проходящим матросам и фермерам. Но, в конечном счёте, торговать собой не понадобилось. Я уже давно изобрёл другой план добывания денег, он пришёл мне в голову за несколько дней до того, как мы добрались до побережья. И всё благодаря доброму ангелу, Эйдис. Я никогда бы не додумался до такого, если бы не наблюдал, как она лечила того человека в пещере.

Снадобье из мумии! Оно исцеляет всё, и конечно, каждый хочет его иметь, а особенно, когда подходит зима, и людям грозят болезни. Но цены, которые заламывают датские и немецкие торговцы, ничем иным, кроме как как вымогательством не назовёшь. Просто позор. Должен бы существовать какой-то закон, защищающий от такого обмана честных трудяг.

Не передать словами, как они были признательны, когда я предложил снадобье из лучших египетских забальзамированных трупов, и дёшево. Я продемонстрировал превосходный чёрный порошок, даже предложил попробовать несколько крупиц на вкус, и хотя никому из них раньше не приходилось пробовать снадобье, ни один, конечно же, не признал этого перед соседями. Все подтвердили, что порошок имеет отличный запах и вкус. Они купили всё, что у меня было, всё до последней унции. А ведь Изабела требовала, чтобы я выбросил ту дохлую нерпу!

Я вернулся в лагерь, который мы разбили недалеко от деревни. Мы не решились искать ночлег, поскольку не могли допустить, чтобы увидели белых соколов — неизвестно, кто из местных мог быть подкуплен данами.

Я сообщил Изабеле, что нашёл нам корабль, и сколько тот жадный дурак капитан требует за проезд.

Она закусила губу.

— У меня осталось меньше половины этой суммы, а ещё надо купить на дорогу живых цыплят и корма для них, чтобы содержать соколов на борту. Как ты думаешь, не возьмёт ли капитан меньше, если я предложу ему готовить на борту пищу?

— Я пытался с ним торговаться, — ответил я, — но он не уступил, и, боюсь, у него уже есть повар, один из его матросов. Я его видел.

— Может, пока не выпадет снег, придёт какой-то другой корабль, — в отчаянии сказала она.

— Местные говорят, что это последний.

— Значит, всё было напрасно, — прошептала она. — Даже если мне удастся привезти домой белых соколов, будет уже слишком поздно. Отец к тому времени будет уже мёртв. — На её лице отражалось безысходное горе.

А я ничем не мог ей помочь. У меня не осталось на продажу ни крошки снадобья из мумии. И что тут поделать? Денег едва хватало на проезд мне самому. Я имею в виду, что собрался купить какой-нибудь еды в дорогу, и конечно, вина. Господи, ноги моей не будет на борту этой посудины без бочонка-другого вина, чтобы сгладить мои страдания. А потом, когда доберусь до Антверпена, я найду другой корабль, который увезёт меня в Португалию и ...

И... кого я обманывал? Я не мог вернуться домой, в Португалию, если туда попадёт Изабела. Те двое ублюдков из башни в Белеме узнают, что я не сдержал свою клятву, их люди схватят меня уже через час. Витор не вернётся, они поймут, что с ним что-то случилось, и без сомнения, обвинят меня в его смерти — в придачу ко всему остальному. Не знаю уж, какое наказание полагается за то, что я сбросил священника-иезуита в ледяную расщелину и оставил там умирать, но у меня было чувство, что за такое Инквизиция припасла свои самые изощрённые пытки. Нет, раз мне придётся столкнуться с таким, если Изабела вернётся домой, то я предпочту жить в изгнании. Но, Боже мой, только не здесь, не на этом острове. На свете, наверняка, есть и более приятные страны, где я мог бы воспользоваться своими замечательными талантами.

Если бы добраться в Антверпен, я бы мог отплыть куда угодно, даже на золотой берег Гоа. А почему бы и нет? Почему бы, и вправду, туда не отправиться? Говорят, сокровища там валяются прямо на улицах, ждут того, кто их подберёт.

Я взглянул на Изабелу. Она поглаживала грудку одного из белых соколов, перышки казались нежно-розовыми в свете пламени. В её глазах сверкали слёзы. Я вздохнул. Потом снял с шеи кожаный мешочек с деньгами и положил ей на колени.

— Вот здесь хватит на проезд на том корабле, и на другой, который отвезёт тебя в Португалию — если тратить бережно.

Изабела подняла на меня изумлённый взгляд.

— Но я не могу это взять. Как же ты? Чем заплатишь за свой проезд?

Я небрежно махнул рукой.