Карен Мейтленд - Соколы огня и льда

Купец почтительно ждал ответа, но видя, что Маркос не намерен ничего добавлять, обратился к соседу Маркоса справа.

— А каков род ваших занятий, сеньор?

Человек, к которому он обращался, был тем, кто так любезно советовал мне спать возле окна. Сейчас он вежливо улыбнулся, как будто ждал этого вопроса.

— Пожалуйста, зовите меня Витор, а по профессии я составитель карт и собиратель редкостей.

Донья Флавия развернулась к нему, мгновенно забыв свой интерес к лекарю.

— Как волнующе! Расскажите нам, каких находок вы ждёте от этого путешествия? — спросила она, по-видимому, отбросив карты, как нечто совершенно неважное.

Витор секунду помедлил, обдумывая ответ. Его взгляд обратился на меня, и долгое мгновение мне казалось, что он меня изучает. Глаза обрамляли длинные тёмные ресницы, каким позавидовали бы многие девушки. Голодное и напряжённое выражение его лица заставило меня покраснеть. Он быстро отвёл взгляд и снова улыбнулся супруге купца.

— Два редких создания, которых я жажду заполучить, донья Флавия — морской монах и морской епископ — оба водятся в холодных северных водах. Оба они наилучшим образом описаны Гильельмусом Ронделетиусом в его книге "Обзор морских рыб". Морской монах — это рыба, с человека размером, голова как у монаха с тонзурой, длинный чешуйчатый балахон и два плавника, похожие на человеческие руки. Но морской епископ превосходит его, поскольку имеет две руки, две ноги и голову с митрой, как у епископа, в одеянии, напоминающем чёрный плащ.

Жена торговца застыла, глядя на него, с полной ложкой пудинга на полпути ко рту.

— А было ли поймано хоть одно такое создание?

— Конечно же, донья Флавия. И Ронделетиус приводит в книге их прекрасные изображения, основанные на своих наблюдениях. Больше того, морской епископ был пойман и преподнесён в дар королю Польши, хотя во дворце оставался недолго, несмотря на то, что ему были оказаны все возможные почести, соответствующие персоне в ранге епископа. Но это создание знаками дало понять, что не одобряет нечестие при дворе и пожелало вернуться к своей созерцательной жизни в морской глубине, что и было исполнено.

Донья Флавия растерянно смотрела на пенящуюся чёрную воду, как будто ожидала увидеть там морского епископа, который плывёт вслед за нами, вознося молитвы.

— А эти твари... опасны? — тревожно спросил пожилой человек, и даже его толстый сын бросил пинать скамью.

Витор казался смущённым, он как будто жалел, что вообще упомянул этих рыб.

— Считается, что они, в основном, безвредны. Она не нападают на корабли, не сжирают тех, кто падает в море, но немного склонны... как бы это сказать? — к проказам. Мне известно, что морской монах иногда, когда чем-либо недоволен, вызывает яростный шторм.

Донья Флавия схватилась за грудь.

— Тогда я категорически запрещаю вам их ловить, сеньор Витор. Скажи ему, муж. Скажи, он не должен этого делать. Нам нельзя злить этого монстра.

— Дорогая, ты забыла, что мы высаживаемся на берег в Англии, а сеньор Витор объяснил, что эти рыбы встречаются только в холодных северных морях. Когда корабль доплывёт туда, где обитают такие создания, мы давно уже будем в безопасности, на суше.

Однако, его жена, похоже, была далека от успокоения, и бросала на бедного Витора яростные взгляды, как будто он был проклятым Ионой, которого немедленно следовало выбросить за борт.

— Ну а вы, сеньор? — донья Флавия демонстративно повернулась к Витору спиной, обращаясь к последнему пассажиру за столом. — Надеюсь, вы не намерены потопить всех нас, опрометчиво раздражая чудовищных морских монстров?

Он прижал руку к сердцу, привстал со скамьи и грациозно поклонился сначала донье Флавии, потом мне.

— Сеньор Фаусто к вашим услугам, сеньоры.

Мужчина выглядел изнурённым и отощавшим, как будто недавно перенёс болезнь, но это лишь подчёркивало изящество его лица.

— Уверяю вас, милые дамы, бояться вам нечего. Я не стану пытаться пробудить гнев каких-то драконов или чудовищ. Мои поиски гораздо более мирные, и уверен, вы их одобрите — я направлюсь в Исландию на поиски бриллиантов и золота, чтобы украшать шейки прекрасных женщин, подобных вам.

Торговец нахмурился.

— А я и не знал, что там можно найти такое.

— Вот так говорит человек, которому известны сокровища мира, — ответил Фаусто. — И верно, никто их пока не нашёл, но мало кто и искал, поскольку местные на том острове только и думают, что о своих овцах. Но в тех краях горы изрыгают огонь, горячие реки текут из самого сердца земли, и кто знает, какие там можно найти сокровища? А если я ничего не найду — что ж, тогда я найму корабль, отправлюсь к обширным просторам Канады и там попытаю счастья.

Торговец фыркнул.

— Тогда вы глупец, сеньор. Вы разве не слышали, как некий француз по имени Картье съездил с экспедицией в Канаду, а потом вернулся во Францию и объявил, что привёз целое состояние? Он считал, что у него семь бочек серебра, одиннадцать бочек золота и полная корзина неогранённых алмазов и других драгоценных камней. И ничто из этого не было тем, что он думал, а камни годились разве что для того, чтобы засыпать ими выбоины на дороге. Он выручил бы больше денег, если бы привёз оттуда одиннадцать бочек собачьего дерьма — хоть кожевникам продал бы, верно? — он подтолкнул сидящего с ним рядом Витора и от души рассмеялся.

Но улыбка Фаусто не дрогнула, хотя глаза у него стали холодными и жёсткими как гагат. Он был не тот человек, кто станет смеяться над шутками на его счёт.

— Видно, этот Картье не знал ничего о торговле алмазами, и неспособен отличить неогранённый бриллиант от обычной гальки. А я обучался своему делу у знатоков. — Он наклонился вперёд через стол.

— Когда я путешествовал в Индию, я встретился с человеком, который торговал самыми крупными и лучшими бриллиантами. Я спрашивал, откуда они, и долгое время он отказывался отвечать. Но однажды на того купца напала банда грабителей, они хотели задушить его и ограбить. Я стал свидетелем нападения, бросился к нему на помощь и яростно дрался, пока не помог ему отбиться. В знак глубокой признательности, он предложил мне любой бриллиант из своих запасов, на выбор. Но я вместо этого попросил рассказать об источнике этих камней. Он сначала отказывался, но поскольку был обязан мне жизнью, то в конце концов согласился показать мне то место при условии, что я позволю привести себя туда и обратно с завязанными глазами, чтобы я не мог никому указать дорогу. Я позволил завязать себе глаза и меня повезли через горы на муле. Это было ужасное путешествие — я беспомощно ощущал, как животное поднималось по крутым склонам. Я слышал, как из-под ног мула сыпались камни и разбивались в сотнях футов внизу, я понимал, что путь опасен и труден, но ничего не мог сделать, оставалось лишь довериться тому, кто меня вёл. Наконец, тот купец приказал нам остановиться, и с моих глаз сняли повязку. Мы оказались над огромным ущельем, таким глубоким, что большие деревья внизу выглядели тоненькими стебельками травы, а облака плыли ниже края обрыва. Купец рассказал, что когда-то сквозь ущелье протекала могущественная река, чьё течение несло столько алмазов, что они и теперь огромными кучами лежат в высохшем русле.