Вальтер Скотт - Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

Монтроз разделил свое войско на три части, дабы захватить возможно более широкий район и поразить ужасом всю страну. Одним отрядом командовал Джон Мойдарт, начальник клана Ранальд, другой отряд поручен был предводительству Колкитто, третий Монтроз повел сам. Таким образом, они проникли в Аргайл в трех разных пунктах. Сопротивления не было. Пастухи, бежавшие с холмов, первые распространили в населенных местах вести о вторжении врагов, и всюду, где жители выходили на защиту своих пределов, их убивали или обезоруживали и гнали прочь, а неприятель заранее знал все их движения. Майор Дальгетти, посланный вперед на Инверэри, во главе маленькой конницы, которую сумели уберечь при переходе через горы, распорядился так удачно, что чуть не застиг Аргайла, как он выразился, inter pocula [41], и только быстрое бегство водой, через озеро, спасло его от плена и смерти. Но, хотя самому Аргайлу удалось бежать, его клан и все графство пострадали за его грехи, и Монтроз так жестоко отомстил им, что хотя излишества такого рода были в духе времени и страны, однако эти факты многократно и справедливо были поставлены ему на счет и остались на его памяти и славе несмываемым пятном.

Между тем Аргайл бежал в Эдинбург и подал жалобу Союзному совету. Чтобы удовлетворить потребностям минуты, собрали порядочное войско под начальством генерала Бэйли, способного и благонадежного пресвитерианца, и к нему прикомандировали знаменитого сэра Джона Эрри, такого же авантюриста, как Дальгетти, успевшего дважды переменить фронт с тех пор, как началась междоусобная война; но до ее окончания ему суждено было еще и в третий раз изменить своему знамени. Аргайл, со своей стороны, пылая негодованием, стал набирать свою собственную сильную армию, дабы отплатить своему исконному врагу. Он основал свою главную квартиру в Дунбартоне, куда вскоре собрались значительные силы, состоявшие главным образом из его единоплеменников и приверженцев. Туда же подоспели Бэйли и Эрри, во главе значительной регулярной армии, и все вместе собирались проникнуть в графство Аргайл и примерно наказать дерзновенного, занявшего его наследственную территорию.

Но в то время как эти две сильные армии спешили соединиться друг с другом, Монтроз ушел из разоренного им Аргайлского графства, потому что прослышал о приближении еще третьей армии, сформированной на севере графом Сифортом. После долгих колебаний Сифорт решил примкнуть к ковенантерам и теперь, с помощью опытных воинов Инвернисского гарнизона, собрал порядочное войско и угрожал Монтрозу со стороны Инверниса.

Очутившись таким образом среди разоренного и враждебного края, со всех сторон теснимый сильнейшими неприятельскими отрядами, Монтроз, по общему мнению, неминуемо должен был погибнуть. Но это были обстоятельства именно такого рода, чтобы пробудить чрезвычайную энергию и предприимчивость в пылкой душе Великого маркиза и подвигнуть его на такие дела, которые восхищали его преданных друзей, а врагов поражали изумлением и ужасом. Словно мановением волшебного жезла, он быстро собрал своих людей, рассеянных по всему краю с целью грабежа, и едва они собрались, как Аргайл и его союзники, правительственные генералы, узнали, что роялисты исчезли из Аргайлшира и углубились на север, в дикие и непроходимые Лохаберские горы.

Догадливые полководцы, противники Монтроза, сообразили, что он вознамерился идти навстречу Сифорту, сразиться с ним и разбить его, прежде чем они смогут подоспеть к нему на выручку. Поэтому и они изменили план кампании. Предоставляя Сифорту разделываться как знает, Эрри и Бэйли опять отделили свои силы от армии Аргайла, и, так как у них под начальством были преимущественно лоулендеры и конница, они пошли вдоль южной стороны Грампианского горного хребта, направляясь к востоку, в графство Ангус, а оттуда намерены были пройти в графство Абердин, наперерез Монтрозу, в случае если бы он попытался проскользнуть в эту сторону.

Аргайл со своим кланом и остальными приверженцами решил следовать за Монтрозом по пятам, так что, с кем бы ни встретился и ни сразился Монтроз, с Сифортом или с Бэйли и Эрри, он бы очутился меж двух огней, так как во всяком случае в тылу у него была бы третья армия — Аргайла.

Для этого Аргайл снова повернул на Инверэри, на каждом шагу видя печальные следы ярости, с какой враги опустошали его вотчину и разоряли его сторонников. Хайлендеры обладали многими доблестями и возвышенными качествами, но в числе таковых не было жалости или милосердия по отношению к побежденной стране. Зато вражеское разорение обеспечило Аргайлу значительное усиление войска. До сих пор существует у хайлендеров поговорка, гласящая, что «чей дом сожгли, тот поневоле становится солдатом». А в этих несчастных долинах оказались сотни жителей, лишенных крова и пропитания, так что им только и оставалось вымещать на других то, от чего они сами пострадали, и единственной отрадой, какую они могли ожидать в будущем, была надежда на жестокое мщение.

Таким образом, оказалось, что разорение страны послужило к усилению войск Аргайла, и вскоре у него набралось до трех тысяч человек, отличавшихся и мужеством, и решимостью, под начальством двух джентльменов его клана, никому не уступавших по части воинских доблестей. Оставляя за собой главенство, он призвал командовать своими дружинами сэра Дункана Кэмпбела из Арденвора и другого сэра Дункана Кэмпбела, из Аухенбрека, опытного воина, которого он нарочно для этого отозвал из Ирландии, где в то время воевал этот сэр Дункан Кэмпбел. Хладнокровие самого Аргайла умеряло боевую пылкость обоих его помощников: невзирая на усиление армии, было решено действовать по прежнему плану, то есть осторожно следовать за Монтрозом, куда бы он ни направился, но всячески избегать столкновения с ним и выжидать до тех пор, пока он не завяжет с кем-нибудь сражения с фронта, и тогда напасть на него с тыла.

Военная дорога, связующая линию крепостей и тянущаяся вдоль нынешнего Каледонского канала, в настоящее время окончательно обнажила ту длинную лощину, которая простирается поперек всего острова, а некогда была, несомненно, морским проливом. Она еще и теперь образует бассейны длинного ряда озер, посредством которых современное искусство соединило Немецкое море с Атлантическим океаном. Но зимой 1645/46 года тропинки и дороги, по которым местные жители шли через эту огромную долину, были в том самом виде и положении, как и сто лет спустя, когда какой-то ирландский инженер, взявшийся проложить там сносную военную дорогу, сложил следующее двустишие (мы переводим его в прозе), которым, кажется, и ограничилась его умеренная муза: