Бернард Корнуэлл - Последнее королевство [litres]

От этих слов я онемел, во всяком случае на пару мгновений. Но потом вспомнил, что твердил мне Беокка во время своих нескончаемых уроков, и, не раздумывая, даже толком не понимая, что означают эти слова, произнес:

– Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и…

– …и говорят: «вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» [11] От Матфея, 11: 19. , – закончил за меня Альфред. – Ты прав, Утред, верно меня укорил. Слава Господу! Христа обвиняли в том, что он проводит время в кабаках, а я и забыл. Это же Писание!

Бог мне помог, решил я. Этот человек упивался Богом, но не был глуп и снова нацелился на меня, как изготовившаяся к броску змея.

– Я слышал, ты проводишь время с моим племянником. Говорят, отвлекаешь его от уроков.

Я положил руку на сердце.

– Клянусь, господин, я не сделал ничего, только удерживал его от опрометчивых поступков.

И это была правда, почти правда. Я никогда не поощрял дикие мечты Этельвольда о том, чтобы перерезать Альфреду глотку или бежать к датчанам. Я поощрял пьянство, блуд и богохульство, но не считал это опрометчивыми поступками.

– Даю слово, господин.

Слово значило много. Все наши законы держались на слове. Жизнь, вассальная верность зависели от клятвы, и моя клятва убедила его.

– Благодарю тебя, Утред, – сказал Альфред серьезно. – Должен сказать, что, к моему изумлению, епископ Эксанкестерский видел во сне посланца Господа и тот сказал, что флотом должен командовать ты.

– Посланца Господа?

– Ангела, Утред.

– Великий Боже! – сказал я истово, думая, как развеселится Энфлэд, узнав, что теперь она еще и ангел.

– Но, – сказал Альфред и снова сморщился, словно боль пронзила его зад или живот. – Но… – продолжал он, и я понял, что это еще не конец. – Меня беспокоит, что ты нортумбриец и что твоя преданность Уэссексу исходит не от сердца.

– Но я здесь, господин.

– Однако надолго ли?

– Пока не уйдут датчане, господин.

Он не обратил внимания на мои слова.

– Мне нужны люди, связанные со мной божественным провидением! Богом, любовью, долгом, чувством и землями.

Король помолчал, подняв на меня глаза, и я понял, что главная проблема заключается в последнем слове – «земли».

– У меня есть земли в Нортумбрии, – сказал я, подумав о Беббанбурге.

– Англосаксонскими землями, которые будут принадлежать тебе, которые ты будешь защищать, за которые будешь драться.

– Благословенная мысль, – сказал я с упавшим сердцем, зная, к чему он клонит.

Только высказал он это не сразу, сначала сменил тему и заговорил, весьма рассудительно, о датской угрозе. Наши суда, сказал король, успешно отражали нападения викингов, но в этом году ожидается прибытие большого флота датчан, и, чтобы справиться с ним, двенадцати кораблей будет недостаточно.

– Я не могу потерять суда, поэтому, думаю, нам не придется сражаться на кораблях. Я ожидаю пешего вторжения язычников по Темезу, а их флот, скорее всего, придет с южного побережья. С одним нашествием я справлюсь, но не с двумя сразу, поэтому задачей флота будет преследовать корабли врага, нападать на них, отвлекать их. Заставлять глядеть в другую сторону, пока я буду уничтожать их армию.

Я сказал, что это прекрасная мысль. Так оно и было, хотя я не понял, как двенадцать кораблей могут отвлечь огромную флотилию. Но этот вопрос мог подождать до прибытия врага. Альфред вернулся к вопросу о земле – решающем факторе, от которого зависело, получу ли я флот.

– Я должен привязать тебя к себе, Утред, – честно заявил он.

– Я принесу клятву, господин.

– Конечно принесешь, – ответил он колко, – но я хочу, чтобы ты остался в Уэссексе.

– Это высокая честь, господин, – сказал я.

Что еще я мог ответить?

– Ты должен принадлежать Уэссексу, – заявил он, затем улыбнулся, словно и впрямь оказывая мне честь. – В Дефнаскире есть одна сирота, девушка, которую мне бы хотелось видеть замужем.

Я ничего не ответил. К чему протестовать, когда меч палача проделал уже половину пути?

– Ее зовут Милдрит, – говорил он, – она мне дорога. Благочестивая, скромная, верующая. Ее отец был судьей олдермена Одды, она принесет своему супругу земли, хорошие земли, и мне бы хотелось, чтобы этими хорошими землями владел хороший человек.

Я выдавил улыбку, надеясь, что она выглядит не слишком вымученной.

– Тот будет счастливчиком, господин, кто женится на девушке, которая вам дорога.

– Так иди же к ней, – приказал он, – и женись на ней, и тогда я назначу тебя командовать флотом.

– Да, господин, – ответил я.

Леофрик, ясное дело, хохотал как ненормальный.

– А он не дурак, а? – сказал он, отдышавшись. – Он делает из тебя англосакса. Что ты знаешь об этой Милтевэрт?

Милтевэрт – так называлась боль в селезенке.

– Милдрит, – сказал я. – Она богомольна.

– Понятно, что богомольна. Он не захотел бы, чтобы ты на ней женился, будь она потаскухой.

– Она сирота, – сказал я, – ей лет шестнадцать-семнадцать.

– Ого! Такая старая? Должно быть, уродливая корова! Но все равно, бедняжка, должно быть, протерла все колени, молясь об избавлении от такой Задницы, как ты. Но таков уж ее удел! Так что давай-ка женись, и отправимся убивать датчан!

Стояла зима. Рождество мы провели в Сиппанхамме, и оно было совсем не похоже на Йоль. А теперь мы двигались на юг – в мороз, дождь и ветер. С нами ехал отец Виллибальд, который по-прежнему был корабельным священником.

Я собирался добраться до Дефнаскира, совершить печальный свадебный обряд, а потом сразу вернуться в Гемптон и убедиться, что за зиму все работы на кораблях сделаны как следует. Именно зимой суда конопатят, скребут, чистят, готовят к весне. Мысль о судах заставила меня вспомнить датчан и Бриду; я гадал, где она теперь, что делает, встретимся ли мы когда-нибудь. Еще я думал о Рагнаре. Нашел ли он Тайру? Жив ли Кьяртан? Теперь они были для меня словно из другого мира, я знал, что оторвался от них и оказался вплетенным в холст благочестивой жизни Альфреда. Король пытался превратить меня в англосакса и почти преуспел. Теперь я поклялся сражаться за Уэссекс, видимо, ради этого мне придется жениться, но все равно меня не покидала давняя мечта вернуть Беббанбург.

Я любил Беббанбург и почти так же сильно полюбил Дефнаскир.

Когда Тор создавал мир из туши Имира, ему отлично удался Дефнаскир и соседнее графство, Торнсэта. То были прекрасные края: низкие холмы и быстрые ручьи, богатые поля и жирные земли, вересковые пустоши и уютные бухты. На такой земле можно жить очень неплохо, я был бы счастлив в Дефнаскире, если бы не любил сильнее Беббанбург.

Мы ехали через долину реки Уиск, мимо ухоженных полей с красноватой почвой, мимо приземистых деревенек и больших замков, пока не добрались до Эксанкестера, главного города герцогства. Его построили римляне, возвели на холме над Уиском крепость, окружив стеной из кремня, камня и кирпича, и стена эта стояла до сих пор. Когда мы приблизились к северным воротам, навстречу нам вышли стражники.