Ирина Измайлова - Царь Гектор

Из-за своей ноши девочка не видела земли под ногами, и при очередном шаге её босая ступня напоролась на острый камень. Авлона оступилась, упала, придавив сверху возмущённо завопившего малыша. И в тот же миг увидела спасение: всего в трёх десятках локтей от них виднелись два больших неровных камня. В незапамятные времена эта обломки скалы скатились по склону и задержались в выбоине, сходу ударившись друг о друга. Между ними остался зазор шириной меньше локтя. Слишком узкий для львицы, но вполне достаточный для того, чтобы тоненькая девочка и малыш могли туда втиснуться.

Как ни быстро вскочила Авлона, она едва не опоздала — ещё миг — и хищница с рёвом налетела на камни, а затем в щель просунулась когтистая лапа. Длина лазейки была невелика, и зверю ничего не стоило подцепить беглецов, однако амазонка не собиралась давать ему такую возможность. Лезвие острого, как бритва, ножа, вонзившегося меж когтей в самое чувствительное место лапы, заставило львицу, взвизгнув, отпрянуть назад. Разъярённая, она снова атаковала, теперь уже с другой стороны каменного убежища. И опять её встретил нож амазонки.

Авлона понимала, что долго так не продержаться. Львица пришла в ярость и уже не оставит их в покое. А в узенькой щёлке меж камней было не развернуться, и отражать нападения приходилось, перекидывая нож из правой руки в левую. Патрокл стоял, прижавшись к девочке вплотную, но сколько он сможет так простоять? В конце концов, львица их подденет. Либо станет караулить возле камней, покуда они не покинут беглецов. А ночью добыча станет совсем лёгкой...

Будь у юной амазонки настоящее оружие, она, возможно, решилась бы выйти из каменной щели и принять бой, хотя он почти наверняка завершился бы её гибелью. Однако об этом не приходилось и думать: лезвием чуть длиннее ладони льва не убить.

Львица между тем решила добраться до своей добычи иным способом. Она подошла к одному из камней сбоку и, сипло рыча, принялась лапами подрывать основание тяжёлой глыбы. Песок полетел в щель, Патрокл чихнул, закашлялся.

— Лона! — выдохнул малыш. — Кани татаюся...

Это означало «камни шатаются». Авлона чувствовала это и так. Что делать? Воспользоваться тем, что сейчас зверь их не видит, — выскочить и бежать, теперь уже вниз по склону, к спасительному лесу? Нет, не успеть!

И тут раздался новый крик Патрокла:

— Па-а-а!

Авлона вздрогнула. Что это с ним?

— Па! Мы десь!

Мальчик смотрел в просвет между камнями и, насколько позволяла узость пространства, махал ручкой кому-то, кого Авлона не видела.

— Па-а!

— Патрокл! Авлона!!! — прогремел почти рядом знакомый голос.

Ахилл бежал вниз по склону, не чувствуя боли в раненой ноге, не замечая ничего. Наверное, так он не бегал ни разу в жизни. Его брат и жена отстали от него на две сотни шагов, но и они видели всё, что происходит, слышали зов малыша и тоже отчаянно кричали:

— Патрокл! Авлона!

Трудно сказать, поняла ли львица угрожающую ей смертельную опасность. Во всяком случае, она повернулась в ту сторону, откуда донеслись крики. И в тот же миг громадный железный наконечник вошёл ей в грудь. Пущенный с расстояния в сотню шагов, «пелионский ясень» пронзил зверя насквозь, почти до хвоста.

Ещё через несколько мгновений Ахилл подлетел к камням, резким движением отбросил львицу, уже переставшую конвульсивно дёргаться, затем подхватил один га камней и швырнул ещё дальше.

Авлона, спиной упиравшаяся в этой камень, с коротким криком опрокинулась навзничь, а малыш, восторженно визжа, плюхнулся сверху.

— Папа! Мама! Эве-э-Э-э! (Это означало «эвоэ!»).

Ахилл одной рукой подхватил мальчика, поднял к лицу. Уверился, что ребёнок невредим, затем нагнулся к девочке и тоже поднял её.

— Живые, живые! — он задыхался, то ли хохоча, то ли рыдая. — Живые!

Гектор и Пентесилея подбежали к ним одновременно, хрипя и шатаясь.

— Да... — глухо проговорил Гектор и выплюнул кровь пополам с песком, попавшим ему в рот во время отчаянного бега. — Это называется успели!

— Авлона! — крикнула Пентесилея, не узнавая своего голоса. — Ты смогла! Ты продержалась... Ты...

В это время Ахилл опустил девочку на землю, чувствуя, что она падает, соскальзывает с его руки, и тревожно заглядывая в её личико, сведённое гримасой последнего волевого усилия. Её пальцы продолжали стискивать рукоять ножа, но она уже не чувствовала их...

— Авлона, ты что? — герой нагнулся к ней, продолжая держать на вытянутой ладони друг ой руки своего сына, визжащего от восторга и дико размахивающего ножками в зашнурованных до самого живот а амазонских сандалиях.

Авлона выронила нож, упала лицом в пыльную, высушенную солнцем землю и отчаянно заревела, как самая обыкновенная девчонка. Она плакала всё громче, всё горше, содрогаясь всем телом, уже не думая, как это стыдно.

Но ей некого было стыдиться. Вокруг неё шикали все. Все, кроме малыша Патрокла, который скатился с отцовской ладони и неистово прыгал вокруг взрослых, хлопая в ладоши и не понимая, почему все плачут?

— Итак, все наши вещи украдены погаными карликами и, значит, пропали навсегда, оружие тоже похищено, нет ни одежды, ни сумок, ничего из съестных припасов. Остались: копьё Ахилла, два меча, секира Пентесилеи, три ножа, два огнива и те лохмотья, что уцелели на нас. Но мы, все пятеро, живы и почти что целы, что само по себе уже невероятно! Положение тяжелее, чем когда бы то ни было, но и удача невероятнее, чем можно было вообразить!

Произнёс всё это Гектор, первым пришедший в себя после охватившего всех порыва полубезумного восторга. Он медленно опустился на землю и провёл рукой по лбу, размазав пот вместе с грязью.

Остальные молчали, не имея сил отвечать. Наконец Авлона, всё ещё всхлипывая, проговорила:

— Мою секиру тоже можно найти. Она торчала в плече у львицы, но потом упала и валяется где-то рядом...

— И это не самое тяжёлое положение за всё время наших скитаний, брат! — воскликнул Ахилл. — Разве не тяжелее нам было, когда каждый остался один, не зная, что с другими, когда буря разбила наш корабль о камни возле берегов Египта? Нет-нет, сейчас было очень страшно, но не страшнее, чем тогда.

— И мы все быстро нашлись! — сказала Пентесилея.

— Ну да! — воскликнул царь Трои. — Мы нашлись благодаря тебе, сестрица Пентесилея, и нашей Авлоне. Вот нам с тобой урок так урок, Ахилл! Мы, двое великих героев, за одни сутки наделали больше глупостей, чем десяток тупых пьяных сатиров, по крайней мере, два раза были на волос от гибели и выжили чудом. А две женщины, вернее, женщина и двенадцатилетняя девочка, подали нам урок сообразительности, воли и отваги. Вот уж пощёчина! Твоей вины тут очень мало, брат. Главным идиотом во всей этой истории был я! И если бы всё это закончилось плохо, винить было бы некого, кроме меня.