Виктор Баранец - Спецоперация Крым-2014

– Инициатива была наша. Мы заметили, что в то время количество россиян уменьшилось, они постоянно находились в отеле и были под наблюдением. Ситуация позволяла выполнить задание. А то, что это необходимо делать, было понятно всем, потому что некоторые части уже активно блокировались. Авиационная техника очень нежная и наземных атак не любит. Это было наше слабое место. Мы же знали, что они пришли на «Бельбек» и набросали в двигатели камни и песка, после чего – самолет мертв.

Очень не хотелось, чтобы наша техника стала мертвой. И когда она успешно вылетела, мы знали: то, что мы любим – живое. А дальше сами как-то разберемся. (Здесь полковник Бедзай снова лукавил. Ведь если бы россияне намеревались захватить или блокировать боевую технику украинской бригады, их количество вряд ли бы уменьшилось и они не сидели бы в отеле. А все дело было в том, что вылет способных подняться в небо нескольких самолетов и вертолетов 10-й украинской бригады был согласован с командованием Черноморского флота РФ. Там заместителю командующего ВМС Украины по авиации полковнику Василию Черненко сказали: «Валяйте! Чем быстрее вы уберете из Крыма свой металлолом, тем лучше!». Но послушаем дальше «героическую» исповедь полковника Бедзая. Обратите внимание: боевые самолеты и вертолеты бригады готовятся к вылету, но при этом никто из российских военных им не мешает – прим. автора ).

– Расскажите, как готовились к вылету?

– В тот день собрали экипажи и сообщили, что через час все одновременно вылетаем. Только вертолеты взлетают со стоянок, а самолеты за минимальное время запускаются и выруливают на полосу. Идем в режиме радиомолчания и на предельно малых высотах через море, исходя из зоны действия ПВО. Определили также сигнал – одно слово, которое я должен был сказать в эфир, после чего все должны начать запуск и взлет. Готовность летчиков была – 1 час. Они еще успели сбегать домой и взять личные вещи. В десять часов они получили задание, а в 11 я дал им сигнал по радио.

– Каким было это слово?

– «Поехали!»

– Была какая-то реакция со стороны русских?

– Насколько я понимаю, нам повезло еще и с тем, что их старшего тогда именно вызвали куда-то на совещание. Когда все начали взлетать, он мне позвонил с вопросом:

– Это твои полетели?

– Мои.

– Они вернутся?

– Я думаю, что да, но, видимо, не сегодня.

– Они просто не успели помешать?

– Когда они выехали из отеля, там езды до аэродрома меньше километра, то все уже полетели. Они просто не ожидали этого. Времени их реакции для экипажей было достаточно, чтобы выполнить запуск и взлет. То есть они уже поняли, что не успели и активно не реагировали. (Тут снова Бедзай сочиняет «героическую небылицу» – ведь совершенно ясно, что если бы российские военные намеревались помешать «бегству» украинских самолетов и вертолетов, они бы не играли в отеле в преферанс – прим. автора).

– В воздухе опасность сохранялась?

– Была, конечно. Аэродром «Гвардейское» расположен в 40 километрах от аэродрома «Саки». Аэродром «Гвардейское» – это «русский аэродром». Мы знали, что там есть боевые вертолеты, которые могут выполнять перехват. Наши же – они противолодочные, поэтому имеют только противолодочное вооружение и не предназначены для ведения воздушного боя. Но мы знали, что у нас есть вот это время реакции: пока они получат информацию о взлете, пока экипажи их приготовятся. У нас был гандикап, который они могли не одолеть.

Поэтому опасность, конечно, была. И говорить, что мы все это спокойно выполняли, – это тоже неправда. Очень переживали за те экипажи, которые ушли. Потому, когда ты сам выполняешь – это одно, а когда ты людей туда послал и они пошли молча, а ты не знаешь, где они, что с ними … Поэтому мы просто считали километры, которые они должны были пройти и время. И только через час-полтора, когда появилась информация, что они вышли на аэродром «Кульбакино» и начали садиться, то как-то спокойнее стало.

– А не было сомнений в правильности принятого решения в связи с опасностями?

– В любом случае, мне об этом никто не сказал. Но это уже не секрет – три командира экипажей вертолетов, которые выполнили перелет, в дальнейшем вернулись в Крым и остались в русской армии. Но в то время поставленную задачу они выполнили.

– Вы думали о том, почему они приняли такое решение?

– С одной стороны, была расшатана ситуация в Украине, когда люди не уверены, что будет дальше. А с другой стороны, Российская Федерация предлагает зарплаты, квартиры, пенсии, одежду, еду и так далее. И для многих людей это сработало. С одной стороны, неуверенность во власти, а с другой – сильная страна, в которой одна из лучших армий мира. Почему же в ней и не послужить? Что же это я всю жизнь в нищете буду жить, если я могу выполнять ту же работу, но за другие деньги. Возможно, они так рассуждали.

– Сколько всего людей из бригады перешли на службу в Вооруженные силы России?

– Примерно 70 процентов. Нас было 900 человек в бригаде. Более 300 вышли, но из них еще 50 потом в Украине освободились и вернулись в Крым жить. У разных людей были разные обстоятельства. И родители, и жены в Крыму оставались. То есть были люди, которые не изменили присяге, но в силу разных обстоятельств они вышли, прекратили службу в Вооруженных силах Украины и вернулись в Крым жить.

– Каково ваше личное отношение к военным, что изменили присяге?

– Вообще никакое. Де-факто, я даже некоторых людей мог назвать друзьями, потому что мы много лет вместе прослужили, выполняли летные задачи и рисковали вместе, будучи в одних экипажах. Мы были достаточно близкими людьми. С другой стороны, они нарушили военную присягу, они сейчас служат в армии, которая является агрессором в нашей стране, помогают тем людям, которые убивают их бывших сограждан. Они не могли за один день с хороших людей превратиться в плохих. Поэтому я стараюсь о них не думать. Знаете, время оно всех рассудит и все поставит на свои места. Это уже происходит.

– Как думаете, почему так много людей из бригады оказались готовыми нарушить воинскую присягу?

– Если человек живет в стране, где он уверен в своем будущем, где знает, что завтра проснется и пойдет на работу, там он заработает деньги, на которые сможет прожить сам и прокормить своих детей, знает, что в этой стране все люди имеют свои права и обязанности, тогда он будет дорожить своей страной. А если человек всю жизнь перебивался от зарплаты до зарплаты и знает, что в этой стране есть люди, которым можно все, а есть те, кому нельзя ничего, тогда он подумает: а может не нужно такой страной дорожить? Может, такая страна не нужна никому, чтобы ее защищать? Зачем защищать страну, которая не обеспечивает будущего твоим детям? Если говорить великие слова о патриотизме и в то же время человек не уверен, что все, что происходит в стране – это правильно, тогда вряд ли скажет: я готов за такую страну жизнь отдать.