Бернард Корнуэлл - Король зимы

— Он тоже рисковал своей, — просто сказал Тристан.

Я помнил этого молодого человека высоким и красивым юношей. Он и теперь приятно поражал красотой, но годы наложили на его мужественное лицо печать усталости и настороженности, будто принц претерпел за это время немало разочарований.

— Мой отец, — печально добавил он, — наверное, никогда не простит мне того, что я пришел к вам, но я бы ни за что не простил себе, если бы остался в стороне.

— Как поживает Сарлинна? — спросил я.

— Сарлинна? — Ему потребовалось несколько секунд, чтобы припомнить маленькую девочку, которая пришла в Кар Кадарн, чтобы смело обвинить Овейна. — Ах, Сарлинна! Она замужем. За рыбаком. — Он улыбнулся. — Ты ведь подарил ей котенка?

Мы оказали Тристану и его людям самую высокую честь, поставив их в центр линии щитов, но на этот раз враг атаковал с флангов. Поначалу спутанные ветви поваленных деревьев и вырытый нами накануне ров задержали нападавших и немного расстроили их ряды, но они очень скоро научились использовать завал как собственную защиту, а в некоторых местах преодолели преграду и потеснили наших копьеносцев. Однако мы вновь сумели их сдержать. Гриффид, капитан войска Овейна, мой прежний враг, совершил подвиг, сразив Назиенса, приближенного силача самого Гундлеуса.

Треск сшибавшихся щитов был оглушительным. Копья ломались. Клинки разлетались на части. На вершине холма все еще неподвижно стояли вражеские отряды, не решавшиеся преодолеть невидимую преграду, созданную Нимуэ. А Морфанс, въехав на противоположный холм по крутому склону, внимательно смотрел в сторону севера. Мы молились, чтобы он поскорей затрубил в серебряный рог. Морфанс долго всматривался в даль, словно прикидывая, насколько глубоко втянулись войска Горфиддида в долину. Наконец он, должно быть, решил, что ловушке пора захлопнуться, приложил рог к губам и, перекрывая шум битвы, протрубил благословенный призыв.

Никогда еще звук рога не был встречен с таким восторгом. Вся наша шеренга подалась вперед, и мечи засверкали и засвистели с новой силой. Голос серебряного рога, такой чистый и ясный, возносился к небу снова и снова. Он, словно охотничий призыв, возвещал о начале настоящей резни. И с каждым новым вознесшимся ввысь звуком серебряного рога наши люди кидались вперед, кололи, резали, рубили, а опешившие враги испуганно оглядывались по сторонам, подозревая какое-то роковое коварство. Горфиддид громко призывал своих людей поскорее покончить с нами, и его королевская стража кинулась в проход между поваленными деревьями. Люди из Кернова, верные своему принцу, бились с ожесточением. Нимуэ оказалась в самой гуще битвы. Она держала меч двумя руками и, обуянная жаждой крови, дралась как злой дух. Я кричал, чтобы она убиралась назад, но тщетно. Правда, враги, зная, что Нимуэ — говорящая с богами, боялись приближаться к ней, но я все же был рад, когда Галахад уволок ее силой за стену наших щитов. Галахад, появившийся среди нас намного позже, дрался с такой яростью и диким ликованием, что вскоре был почти завален горой мертвых и умиравших в конвульсиях врагов.

Рог прозвучал в последний раз. И Артур наконец вылетел из засады.

Его копьеносцы появились на северном берегу реки, и их тяжелые лошади, разбрызгивая воду, неслись через брод. Они проскакали по мертвым телам и неожиданной грозой ворвались в задние ряды врагов, устрашающе поблескивая стальными наконечниками копий. Люди разлетались в стороны, как разносимая ветром солома, а грохот подкованных железом копыт эхом отдавался в долине. Люди Артура разделились на две группы и прорезали глубокие борозды в рядах солдат Горфиддида. Они вонзали копья в человеческие тела, выхватывали мечи и с маху рубили головы.

В одно мгновение, в одно славное мгновение мне показалось, что враг поддается, но затем Горфиддид приказал своим людям выстроить новую стену щитов, обращенную к северу, откуда налетели всадники Артура. И эта новая шеренга, ощерившаяся остриями копий, выстояла. Овейн был прав, когда еще много лет назад утверждал, что даже лошади Артура не смогут пробить плотную, хорошо организованную стену щитов. Так и случилось. Артур навел панику и уничтожил почти треть армии Кунегласа, но остальные стойко держались против, как оказалось, небольшой горстки конников.

Враг все еще превосходил нас в числе. Наша шеренга в глубину была не больше двух копьеносцев, а кое-где защитную линию держал ряд стоявших плечом к плечу людей. Артуру не удалось прорваться к нам, и Горфиддид знал, что, не пробившись с ходу, конники Артура не смогут долго драться против организованной стены щитов. Защитив себя с тыла, он снова кинул основную часть армии на отряд Саграмора. Горфиддид разгадал замысел Артура и тем почти победил его. Теперь он направил основной удар на наш левый фланг.

Наши люди держались стойко. Они убивали и умирали сами, но не устояли, когда силуры Гундлеуса, не убоявшись защитного заговора Нимуэ, по пологому склону холма обошли нас сзади. Сшибка была яростной. Линия наших копьеносцев дрогнула. Уцелевшие всадники Морфанса кинулись на силуров. Нимуэ изрыгала проклятия, а шестеро воинов Тристана бились так, будто они были бессмертны. Но будь у нас даже вдвое больше людей, мы и тогда не смогли бы остановить врага, и вся наш стена щитов, словно извивавшаяся в предсмертных судорогах змея, прижалась к берегу реки, где мы образовали последний защитный заслон вокруг двух знамен и нескольких раненых. Это был самый страшный миг. Я видел, как рухнул наш неколебимый монолит, как враг преследовал и убивал разбегающихся бойцов, а затем я и сам понесся в толпе уцелевших к реке. Мы успели выстроить круговую стену щитов и недвижно стояли, наблюдая, как воины Горфиддида преследуют и добивают наших людей. Тристан спасся. Выжили Галахад и Саграмор. Но это было небольшим утешением, потому что мы проиграли битву, и оставалось лишь геройски умереть. В северной оконечности долины напор Артура все еще сдерживала вражеская стена щитов, а на юге наша армия, сопротивлявшаяся врагу весь день, была рассеяна и разбита, а остатки ее окружены. Из двух сотен крепких воинов, начавших эту битву, нас осталось не больше сотни. Принц Кунеглас выехал вперед и предложил нам сдаться. Его отец король Повиса тем временем со своими людьми противостоял Артуру и с удовольствием доверил разгром копьеносцев Саграмора своему сыну и королю Гундлеусу. Благородный Кунеглас не стал оскорблять наших людей. Он усмирил лошадь в дюжине шагов от нас и поднял правую руку с раскрытой ладонью, желая показать, что прибыл с миром.

— Люди Думнонии! — прокричал Кунеглас. — Вы хорошо сражались, но драться дальше — значит умереть. Я предлагаю вам жизнь.