Александр Тамоников - Вражья дочь

Тукин с подозрением посмотрел на Савельева и спросил купца:

— А это кто, Николай?

— Для всех — мой новый работник.

Сапожник удивился.

— Для всех? Что сие означает?

— А то, что это не работник, а самый настоящий русский князь, присланный сюда из Москвы.

От изумления Тукин открыл рот и не сразу смог промямлить:

— Да ты что?

Дмитрий улыбнулся и сказал:

— Может, в дом пройдем, Егор? Там сподручнее разговаривать будет?

— Да-да, конечно, — засуетился сбитый с толку сапожник.

Они прошли в небольшую комнату, присели на скамейки, стоявшие у стола.

Сапожник позвал сына.

Тот тут же пришел.

— Да, батюшка?

— Принеси-ка нам хлебного вина, чарки и курицу, которая осталась с завтрака.

— Сейчас. — Петька быстро все принес и удалился.

Тукин смущенно посмотрел на Савельева.

— Значит, князь московский?

Дмитрий достал царскую грамоту, на сей раз захваченную с собой.

Пришлось сапожнику с разрешения высокого гостя опять звать сына. Сам он читал плохо.

Когда Петька прочитал документ и ушел, Тукин улыбнулся и заявил:

— Вот никогда не подумал бы, что буду привечать в своей скромной лачуге самого настоящего русского князя.

Коваль добавил:

— И не простого князя, Егор, а воеводу особой дружины, над которой стоит сам Царь Иван.

— Что, Дмитрий Владимирович, ты и с Царем знаком?

— Знаком.

— Надо же! А чего делаешь тут? Хотя извиняй, глупость спросил. Как узнал, кто ты таков, голова кругом пошла.

— Это пройдет. А дело у меня и у дружины в Полоцке такое. — Савельев, не вдаваясь в подробности, довел до сапожника цель, с которой прибыла к крепости особая дружина. — Вот такая забота у нас в Полоцке. Царь Иван Васильевич понимает, что затягивание осады может привести к большим жертвам среди мирных жителей, желает избежать этого. Он не воюет с безоружными людьми.

— Это мне известно, — сказал сапожник. — Никола, наверное, говорил тебе о моем отношении к полякам?

— Говорил.

— Я их сейчас вот этими руками давить готов за Прасковьюшку свою да за дитятко малое. Эх, попался бы мне хорунжий Витейский, на куски порвал бы, а потом хоть на плаху.

— Ты сумеешь отомстить Витейскому за жену и дочь, если поможешь мне.

— Да? А чем помочь-то? Я почти никуда не хожу, сижу в своей мастерской, шью сапоги, латаю разную обувь.

— Есть у меня подозрение, что поляки прознали об особой царской дружине и начали какую-то игру, покуда непонятную мне. Скорей всего, это задумка ротмистра Голубицкого, которому подчиняется хорунжий Витейский. Они хотят заманить нас в засаду. Я, конечно, могу ошибаться, но нутром чую, что смотрят за нами. Поэтому оставаться у Николая уже нельзя. Теперь это слишком опасно.

Эти слова князя Савельева оказались для купца из Бельдево полной неожиданностью.

А Дмитрий продолжил:

— Причем не только для меня и моего ратника, но и для самого Коваля, у которого мы встали под видом работников. Ему даже опаснее, чем нам. Мы-то в любую минуту можем уйти. А как идти ему с семейством и скарбом, если в Бельдево, на его подворье, нагрянет отряд того же Витейского?

— Это так, — согласился сапожник. — И что дальше?

— А дальше желаю спросить, можешь ли ты приютить у себя меня и трех моих ратников? Это не всё. Надо бы, чтобы ты через знакомых людей попробовал узнать, как попасть в подземные ходы, ведущие к схронам с провизией, порохом и оружием.

Тукин чуть подумал и проговорил:

— Так вот почему недавно от обозов проходу не было, а за телегами повсюду следовали разъезды поляков. Выход из домов после захода солнца был запрещен. Потом все вернулось на круги своя. Я слышал о подземных схронах, но не особо верил в то, что они есть. Извини, князь. Ты задал вопрос, отвечаю. Тебя и трех твоих ратников я приму с радостью. Места у меня совсем мало, но вас четверых я разместить смогу. Припасы кое-какие, слава богу, есть, приводи своих людей на подворье. Постараюсь и про подземные ходы узнать, но не знаю, выйдет ли.

— Большое спасибо тебе, Егор.

— Но ты помни свои слова, воевода. Если вы захватите хорунжего Витейского, то отдадите его мне.

— Это, Егор, как Царь решит. Обычно он с иноземцами милостив, но я словечко замолвлю, скажу, что этот ирод жить больше не должен. Тогда ты получишь хорунжего, коли не сдохнет он до того.

— Договорились. Когда мне ждать дорогих гостей?

— Надо придумать, как нам скрытно пробраться к тебе.

— А тут и думать-то особо нечего. Заходите по одному в Замок и шагайте ко мне. Улица наша оживленная, но это даже лучше. Среди людей затеряться можно, неприметно пройти. А калитка завсегда открыта будет.

— Хорошо, так и сделаем. Я сегодня решу, когда мы к тебе заходить начнем. Мне надо еще кое-что выяснить, наказ дружине дать, отобрать воинов для перехода сюда, в твой дом.

— Это дело твое. Калитка будет открыта с нынешнего дня.

— Договорились.

— Ну тогда давайте выпьем понемногу да закусим. У меня первый раз за долгое время на душе радостно.

— Если понемногу, то можно. Как считаешь, Николай?

— Да я не против.

— Наливай, Егор!

Они выпили понемногу, закусили. Потом хозяин показал гостю свой дом. Савельев убедился, что больше четырех человек здесь никак не поместятся, да и то если один из них будет жить в бане. Но там печка, тепло, вполне уютно.

После этого князь с купцом выехали из Замка и двинулись к строящемуся костелу. Недалеко от дома Дравеса стояла закрытая карета. В небольшом оконце мелькнуло и тут же исчезло чье-то лицо.

«А ведь это слежка, — подумал Савельев. — Плохи наши дела. Судя по всему, люди воеводы Довойны приглядывали за моей дружиной с самого начала. Это значит, что они знали о ней заранее».

Он остановил сани, вместе с купцом зашел во двор Дравеса и сразу услышал девичьи рыдания. Это еще что за дела? Дмитрий посмотрел на купца. Тот уже допрашивал работника Доната Магерю, который выглядел испуганным.

Князь вошел в покои панночки, откуда доносился плач. Там же оказались Стефан Дравес и Влас. Ратник сидел на стуле, весь бледный, кулаки сжаты. Анна лежала на постели, лицо ее было закрыто мокрой тряпицей. В ногах у нее пристроился отец.

— Что здесь произошло? — спросил Савельев.

Дравес встал, указал на дочь.

— Проклятый Витейский хотел снасильничать мою дочь!

— Как, где, когда?

— Да я сам точно не знаю. Анна!

Панночка перестала плакать, сбросила с лица платок. Под правым глазом синяк, губы разбиты.

— Красивая я, да, князь?

— Это Витейский?

— Да. Я все расскажу.

— Говори и не волнуйся. Этот подонок обязательно ответит за свои подлые дела.

— Я пошла к подруге Елене. Мы сидели у нее, болтали о всяких пустяках. Тут к дому подъехала крытая повозка. Мы и внимания на нее не обратили. В комнату вошел поляк рядового звания и сказал, что мне надо срочно ехать домой. Мол, с отцом плохо. Я и не заметила подвоха, встревожилась, пошла с ним, села в повозку. Мы поехали. В оконце я не смотрела, только заметила, что повозка долго едет и начала вверх подниматься. Я глянула в стекло, и все внутри у меня похолодело. Мы заехали в Замок. Но я успокаивала себя, думала, что слуги привезли отца к иноземному лекарю, который живет при воеводском дворе. Однако повозка свернула и вскоре остановилась. Тот самый поляк открыл дверку. Выходи, мол, панночка, приехали. Я спросила, куда он меня привез. Тут появился хорунжий Витейский и ответил, что к нему. Сейчас мы с тобой повеселимся. Я забилась в угол. Хорунжий силой вытащил меня оттуда, ругался. Иди, девка, пока жива. Я назад к повозке. Он сорвал с меня чепец, схватил за волосы, ударил, когда я закричала. В глазах вспыхнули искры, и все пропало…