Виталий Гладкий - Митридат

— Барра [94] Барра — боевой клич римских легионеров, сродни русскому «ура». ! — наконец подал голос противник Таруласа и сделал молниеносный выпад с колена, целясь в незащищённый живот гопломаха.

Но и этот, почти неотразимый, удар встретила махайра Таруласа.

— Гром и молния! — вскричал плохо различимый в темноте противник гопломаха, отскочив на безопасное расстояние. — Пусть меня поглотят волны Коцита [95] Коцит — река в Тартаре (преисподней). , но я не верю! Это невозможно! Только один человек был способен защититься от этого удара! Но его нет в живых…

— Пилумн?! — Тарулас опустил махайру. — Ты?! Здесь, в Понте?

— О, боги, я сплю! Прочь, прочь! Наваждение… — противник гопломаха в страхе прижался к стене и забормотал заплетающимся языком заклинания: — Прозерпина благая, красная, жена Плутонова, Сальвиею зовомая, выставь на мой выклик пса трёхликого, да прогонит он от меня злых лемуров. Три жертвы я тебе обещаю…

— Товарищ мой старый, опомнись. Я не приснился тебе. А в царство Плутона мне ещё рано, дружище, — и Тарулас с облегчением рассмеялся — противником оказался бывший легионер его центурии, прозванный за силу и буйный нрав Пилумном [96] Пилумн — тяжёлый пест для дробления зерна. .

— Рутилий! Брат… — Пилумн бросил меч и упал перед гопломахом на колени. — Как же это… Я тебя, своей рукой… У-у, горбатый пёс! — он погрозил кулаком в темноту.

— Встань, — помог ему подняться Тарулас. — Ты как здесь оказался?

— Об этом потом… — Пилумн прислушался.

Где-то неподалёку послышался топот ног и тревожные оклики.

— Ночная стража! — вскричал Пилумн. — Уходим! — потянул он за собой Таруласа-Рутилия.

— Куда?

— Есть места, — коротко хохотнул довольный и радостный Пилумн. — Там и поговорим…

Харчевня, куда привёл Пилумн бывшего своего центуриона, пользовалась в Синопе дурной славой. Называлась она «Мелисса» [97] Мелисса — пчела (лат.) , по ночам и впрямь напоминала дупло с пчелиным роем, но цветочной пыльцой и душистым мёдом там и не пахло. Собирались в харчевне большей частью прощелыги, стареющие гетеры и бесшабашный портовый сброд, поклоняющийся Лаверне [98] Лаверна — древнеримская богиня прибыли, покровительница воров. .

— Вина! — Пилумн пинками согнал со скамеек двух попрошаек, отсчитывавших медные оболы [99] Обол — серебряная, а впоследствии медная монета в Древней Греции; О. клали в рот умершему для уплаты перевозчику Харону при переправе в подземное царство Аида (Плутона). в ладонь растрёпанной, нетвёрдо держащейся на ногах гетеры, одетой в замызганную бассару [100] Бассара — длинное женское платье без рукавов, из белой полупрозрачной ткани, ниспадающей свободными складками. . — Прочь, вшивота! Вина, синопский циклоп!

На его зов прибежал хозяин «Мелиссы», вольноотпущенник-фригиец, толстобрюхий, одноглазый уродец на удивительно тонких, кривых ногах; его, словно в насмешку, прозвали Сабазий [101] Сабазий — фригийское божество, отождествляющееся с красавцем Дионисом, сыном Зевса. .

— Убери эту кислятину! — Пилумн, отхлебнув из кувшина, принесённого Сабазием, с отвращением сплюнул на замусоренный пол. — Ещё раз подашь мне такое паскудное пойло, и я проткну твоё брюхо вертелом. Неси сюда из своих личных запасов, старый скупердяй.

— Слушаюсь, господин… — угодливо изогнулся хозяин харчевни, что при его фигуре было делом нелёгким, и с удивительной быстротой засеменил короткими кривыми ногами к двери в подвал.

— Садись, брат, садись, — приглашал гопломаха Пилумн, смахивая со стола полой хламиды [102] Хламида — мужской плащ из плотной шерстяной материи. остатки скудной трапезы попрошаек. — Тут все свои. Ищейкам царя Понта сюда ходу нет.

Видно было, что Пилумн пользуется в обществе, собиравшемся в «Мелиссе», немалым авторитетом.

— Этот горбатый пёс! — Пилумн с любовью смотрел на Таруласа. — Случись то, что он задумал… О, боги! — отставной легионер одним духом опорожнил вместительную чашу. — Я бы умер от горя.

— О ком ты говоришь? — Тарулас только теперь почувствовал, как он проголодался; пододвинув к себе истекающую горячим жиром баранью ляжку, он с наслаждением вонзил всё ещё крепкие зубы в хрустящую подгоревшей коркой мякоть.

— Макробий, будь он проклят! Гнусный кровопивец, сквалыга, каких свет не видывал. Это он нанял меня, чтобы я отправил тебя к праотцам. Прости.

— Кто он?

— Ростовщик. Римлянин. Сын блудницы и вонючего козла… — Пилумн выругался.

— Нанял тебя? — гопломах посуровел. — Мне не приходилось с ним встречаться… — он задумался.

— А и правда, с чего это он вдруг? — Пилумн попытался принять глубокомысленный вид, но это ему удалось плохо — голова его работала куда хуже рук.

— Авл Порций… — глаза гопломаха опасно сверкнули. — Значит, он узнал меня. Увидел. И нанёс удар первым… — Тарулас хмуро улыбнулся в ответ на недоумевающий взгляд Пилумна. — Старые счёты. Макробий всего лишь орудие мести другого человека.

— Это опасно? — с тревогой спросил Пилумн.

— Ещё как, — Тарулас дружески похлопал отставного легионера по мускулистой руке. — Сегодня я в этом уже убедился, — он подмигнул смутившемуся Пилумну. — А Макробий, судя по всему, дока в таких делах. Знал, кого нанимать. Таких молодцов, как ты, немного.

— Можешь на меня рассчитывать. Я не подведу, — с горячностью сказал Пилумн.

— Спасибо. Не сомневаюсь. Кстати, ты мне, наконец, расскажешь, какие ветры занесли тебя на варварский Восток?

— А… — беспечно махнул рукой отставной легионер, наполняя чаши золотистым вином. — Простая историйка. Ты же знаешь моё везение… Центурионом я не стал, хотя имел все права на этот чин. Свои фалеры [103] Фалеры — военный награды; металлические, круглые, овальные и продолговатые, носились на ремне. я пропил, как и золотой венок за храбрость. Возвратился в Рим с пустым кошельком. Во время заварухи, устроенной врагами Тиберия Гракха, отправил в Эреб [104] Эреб — мрак. богатого всадника [105] Всадники — в Древнем Риме вторая после знати сословная группа рабовладельцев. . Ну и, сам понимаешь, решил, что золото ему ни к чему… Погулял всласть. Эх, были времена! — блаженно улыбаясь, он допил своё вино.

Тарулас последовал его примеру. Вино в высокогорлом кувшине и впрямь оказалось отменным. Сабазий, издали украдкой наблюдающий за Пилумном, вздохнул горестно, словно застонал — этот римлянин пьёт, будто вол, а свои счета оплачивать забывает.

— Но вскоре я попал, словно кур в ощип, — продолжил рассказ Пилумн. — Денарии мои сплыли, как вешние воды, меня разыскали родственники покойника… Короче, пришлось бежать из Рима. Нанялся я в охрану к одному купцу. Служил у него почти три года. В Никомедии [106] Никомедия — в древности столица Вифинии (современный г. Измир). подрался с ночной стражей, ранил двоих — и попал в эргастул. Откупиться было нечем, а купец, дерьмо собачье, даже не попытался вытащить меня из ямы, удрал восвояси. Нацепили на меня ошейник раба, заковали в кандалы и отправили в каменоломню. Бежал, скитался в горах. Притащился в Синопу, весь в струпьях, как дохлятина. Сабазий свёл меня с Макробием. С тех пор он мной покровитель, — невесёлая улыбка промелькнула на квадратном лице бывшего легионера.