Виталий Гладкий - Митридат

— Кого там несёт? — выругался кто-то грубым голосом. — Ты, Сабазий? Я просил меня не тревожить. Если ты насчёт денег, то проваливай. Я заплачу. Позже.

— Пилумн, открой, тут к тебе с поручением…

За дверью послышались тяжёлые шаги, затем грохот опрокинутой скамьи, и на пороге появился красный, как варёный рак, Пилумн с обнажённым мечом в руках.

— Ну! — рявкнул он на перетрусившего Сабазия.

— Вот… — подтолкнул Сабазий вперёд Селино. — У неё к тебе дело.

— Симпатичная мордашка, — ухмыльнулся Пилумн, покачиваясь — он был пьян. — Входи, — поманил Селино рукой. — Сабазий, а ты… ик!… ты потом ей заплатишь.

Девушка замялась в нерешительности; но тут Пилумн схватил её, как кот зазевавшуюся мышь, и словно пёрышко внёс в своё пристанище. Закрыв дверь на тяжёлый засов, он сказал:

— Садись… — и сам рухнул на ложе, сколоченное из толстенных досок и прикрытое куском грубого войлока. — Выпей… — он пододвинул к Селино вместительный фиал, до половины наполненный вином.

Пилумн переворошил всю Синопу в поисках исчезнувшего Таруласа. На него работали все бродяги и попрошайки, от которых ничего не могло укрыться в городе и окрестностях и которые в точности знали, сколько статеров [144] Статер — название древнегреческой монеты; чеканился из различных металлов (золото, серебро, электр) и имел различный вес. звенит в кошельке того или иного синопца. Но тщетно — гопломах словно сквозь землю провалился. Тогда Пилумн запил. Сабазий вырвал на голове не один клок волос, когда в стенаниях подсчитывал, сколько вина исчезло в бездонной утробе отставного легионера. Тем более, что платить за выпивку и еду Пилумн не собирался.

— Выпей… — настойчиво предлагал он испуганной Селино. — Не бойся, я добрый. Горе у меня... — он нащупал на полу изрядно отощавший бурдюк с вином и отпил два богатырских глотка. — Не могу себе простить, что оставил его одного. Рутилий, брат… Прости, если ты меня слышишь… О-о-о! — зарычал Пилумн, как лев.

— Меня послал к тебе Тарулас… — наконец решившись, дрожащим голоском сказала девушка.

Пилумна словно обухом хватили между глаз. Вытаращившись на Селино, как на привидение, он схватил её за руку.

— Повтори! — прохрипел Пилумн, трезвея.

— Ой, больно! — вскричала галатка. — Тарулас в эргастуле царского дворца.

— Я сплю… — помотал лохматой головой Пилумн. — Это мне снится… — он подошёл к тазу с водой, плеснул на лицо и грудь. — Сейчас всё пройдёт… — словно незрячий, он прикоснулся рукой к девушке. — Нет, это не видение. Скажи ещё раз.

— Тарулас просил тебя разыскать. Он надеется на твою помощь.

— Он жив… Жив! О, боги! — возопил просиявший Пилумн, подхватил девушку на руки и закружил по своему убежищу в каком-то нелепом диком танце. — Ай, Рутилий, ай, Тарулас… Барра!

Вход в эргастул был отгорожен от улицы высокой каменной стеной с воротами. В небольшом дворике слонялись унылые стражи подземелья — пятеро наёмников из Крита. Стоял тихий летний вечер, и им были хорошо слышны звуки кифары, доносившиеся из распахнутых окон царского дворца. Там пировала синопская знать и придворные. Царица Лаодика навёрстывала упущенное — при Митридате Эвергете празднества устраивались редко, в основном по случаю победы над врагами, в честь стратегов.

— Да, им весело… — один из наёмников, узколицый и черноволосый, зло сплюнул. — А тут в горле пересохло, будто песку наглотался.

— Не мешало бы и нам пропустить глоток-другой хорошего винца, — философски заметил рослый гоплит с рассечённой верхней губой.

— И получить полсотни палочных ударов, — ехидно вставил третий, коренастый и короткорукий.

— А кто узнает? — узколицый бросил мимолётный взгляд на двух стражей, чуть поодаль лениво игравших в кости на щелчки по носу.

— Если сами не проболтаемся или дежурный лохаг [145] Лохаг — командир подразделения из 16 воинов. не наскочит — никто, — рослый наёмник с вожделением посмотрел на калитку в воротах — неподалёку от эргастула, на соседней улице, была харчевня, где столовались гоплиты царской хилии.

— С нашими дырявыми кошельками можно рассчитывать разве что на помои, подаваемые в харчевнях на пристани, — коренастый невесело ухмыльнулся.

И в это время кто-то с силой забарабанил в калитку.

— Эй, Фарнакион, открывай, ржавый якорь тебе в ребро!

— Посмотри, кто этот наглец, — приказал старший из стражников, узколицый, коренастый гоплиту.

Тот открыл калитку, и в дворик ввалился здоровенный детина в одежде моряка. В волосатых мускулистых лапищах он держал наполненный под завязку бурдюк. Его квадратное лицо расплылось в блаженной улыбке.

— Фарнакион, дружище! Вот я… Давай чаши. Нальём и… — моряк недоумённым взглядом окинул стражников. — К-куда я попал? Где Фарнакион?

— Он пьян, — коренастый выразительно подмигнул своим товарищам и кивком показал на бурдюк. — Эй, приятель! Что там у тебя? — он потянул бурдюк к себе.

— Э-э, куда? Меня звал Фарнакион… у него праздник… Где вы его спрятали? Фарнакио-он!

— Придёт он. Скоро… — коренастый обнял моряка за плечи. — Подождём. А пока давай попробуем винцо. Или у тебя в бурдюке дешёвая кислятина?

— Да ты… ты что?! Я его привёз из… неважно откуда, но лучшего в Синопе вам не найти. Не веришь? Подставляй чашу!

Моряк распустил завязки бурдюка, и в шлем гоплита хлынула пенящаяся струя.

— Постой, — придержал старший коренастого, уже приложившегося к краю шлема. — Дай ему, — показал на моряка. — Сначала пусть он…

— Мр-р… — заурчал моряк, схватил шлем и прильнул к нему, как страждущий к роднику.

— Остановись, хватит! — коренастый с трудом забрал у моряка необычную чашу и в точности повторил его действия…

Вскоре во дворике царского эргастула стало весело — вино и впрямь оказалось отменным. Тем временем стало совсем темно и кто-то из стражников зажёг факел. Моряк, окинув довольным взглядом изрядно захмелевших гоплитов, незаметно для них подошёл к калитке, отодвинул засовы и тихо посвистел. Услышав такой же свист в ответ, он весело оскалил зубы и вразвалку подошёл к пирующим стражам царской темницы.

Дальнейшее свершилось настолько быстро, что стражники не успели не только поднять тревогу, но и опомниться. Схватив двух наёмников за шиворот, моряк столкнул их лбами, и они свалились, как подкошенные. Ещё два удара огромным кулачищем — и на ногах остался только старший стражник. Он успел выхватить меч из ножен, но в дворик уже вбежали вооружённые люди, и кто-то из них ударил его мечом плашмя. Гоплит тихо охнул и медленно осел на каменные плиты.

— Связать! — приказал переодетый моряком Пилумн. — Где ключи?

Ключи оказались у старшего стражника.

— Четыре человека останутся здесь, остальные — за мной! Если что — шумните…