Артуро Перес-Реверте - Капитан Алатристе. Чистая кровь. Испанская ярость. Золото короля

– Потом, – продолжал капитан, – перерубим якорный канат, и парусник приливом отнесет к берегу, на отмель возле песчаной косы напротив мыса Сан-Хасинто. Для этого получите два топора… Мы все останемся на борту, пока корабль не сядет на мель… Тогда сойдем на берег, и на этом наше дело будет окончено. Дальнейшим займутся другие – они предупреждены и будут нас ждать.

Все снова начали переглядываться. Тишину нарушал только доносившийся из сосняка однотонный треск цикад да звон роящихся над нами мошек.

– Сильное сопротивление ожидается? – осведомился Хуан Каюк, в раздумье покусывая кончик бакенбарда.

– Не знаю. Да уж стол нам не накроют.

– И сколько же их, еретиков этих?

– Это не еретики, а фламандцы-католики, что, впрочем, дела не меняет. Человек двадцать-тридцать, хоть некоторые сразу же попрыгают за борт… И вот еще что: пока жив хоть один человек из команды – ни слова по-испански! – Алатристе взглянул на Сарамаго Португальца, который внимательно слушал его со своим обычным благопристойно-серьезным выражением на породистом худом лице; из кармана колета, как всегда, выглядывала книга. – Хорошо бы вам, сударь, выкрикнуть что-нибудь на своем языке, да и тем, кто знает сколько-нибудь по-английски или фламандски, – тоже… – Легкая улыбка мелькнула под усами. – Мы ведь с вами – пираты.

Последняя реплика разрядила обстановку. Послышались смешки, все начали переглядываться, откровенно позабавленные, ибо даже и для сего почтенного общества сравнение с пиратами было чересчур лестно.

– А что с теми, которые не бросятся в воду? – осведомился Маскаруа.

– Никто не должен живым добраться до отмели… Чем больше мы их напугаем, тем меньше придется убивать.

– Ну а раненые или те, кто поднимет руки?

– Нынче ночью пленных не будет.

Кто-то присвистнул сквозь зубы, кто-то хлопнул соседа по плечу, кто-то негромко хохотнул.

– А с нашими ранеными что? – спросил Хинесильо Красавчик.

– Заберем с собой на берег – там им окажут помощь. И оплата – там же.

– А вот насчет убитых… – Галеон улыбался во все свое изборожденное рубцами лицо. – Нам заплатят, так сказать, аккордно или же долю убитых разделят на всех?

– Там видно будет.

Галеон оглядел товарищей и заулыбался еще шире:

– Да хорошо бы не «там», а здесь.

Алатристе, выждав несколько мгновений, снял шляпу и, проведя ладонью по волосам, снова надел ее. Взгляд, устремленный на Галеона, был более чем красноречив.

– Для… кого… хорошо?..

Он произнес эти слова врастяжку и сильно понизив голос, с почтительной интонацией, искренность которой не ввела бы в заблуждение даже грудного младенца, а уж тем более многоопытного Галеона. Тот все понял, опустил глаза и ничего не ответил. Ольямедилья приблизился к Алатристе и что-то прошептал ему на ухо. Капитан кивнул.

– Да, этот сеньор сейчас напомнил мне кое-что очень важное. Ни при каких обстоятельствах, никто… – тут он обвел всех заиндевелым своим взглядом, – ни один человек не имеет права спускаться в трюм этого корабля или взять себе в качестве трофея хоть нитку.

Сангонера, заинтересовавшись, вскинул руку:

– А если в трюм удерет кто-нибудь из экипажа?

– В этом случае я скажу, кому идти за ним.

Галеон задумчиво пригладил сальные космы, лежавшие на вороте колета, и высказал то, что было на уме у всех:

– А что ж такое лежит в этой дарохранительнице, на что и глянуть нельзя?

– Что надо, то и лежит. Вас не касается. Да и меня тоже. Надеюсь, однако, что повторять мне не придется. Нельзя – значит нельзя.

– Под страхом смерти? – с грубым смехом осведомился Галеон.

Алатристе взглянул на него пристально:

– Вот именно.

– Знаете, сударь, это, пожалуй, перебор, – заговорил тот, с задорным видом попеременно выставляя вперед то одну ногу, то другую. – Хотел бы вам напомнить, черт возьми, что пугать нас не надо: мы тут все пуганые. И такие угрозы сносить не намерены. Побожусь, что…

– Плевать мне на ваши намерения! – оборвал его капитан. – Я предупредил. Назад хода нет.

– А если нам это не нравится?

– «Мы… нам… нас…»? Сколько вас? Раз. Вот и говорите за себя одного. – Капитан медленно провел двумя пальцами по усам и показал в сторону сосняка. – И с вами лично я готов обсудить все с глазу на глаз вон в том лесочке.

Галеон молча обратился за поддержкой к своим товарищам. Кое-кто – впрочем, далеко не все – поглядывал на него одобрительно. Бартоло Типун, с грозным видом насупив устрашающие брови, поднялся и подошел к Алатристе, готовый стать на его защиту. Да и я потянулся за своим кинжалом. Бо́льшая часть, однако, отводила глаза, криво ухмылялась при виде того, как капитан поигрывает пальцами по эфесу своей шпаги. Всякий был бы не прочь полюбоваться Алатристе в роли учителя фехтования: те, кто уже был наслышан о жизненном его пути, успели поведать это остальным, а Галеон со своим низкопробным высокомерием и бахвальством, совершенно неуместным в среде этих людей, битых, мытых и тертых, симпатий себе не снискал.

– Успеется еще… – процедил он, стараясь не терять лица.

Кое-кто из присутствующих скорчил разочарованную гримасу, кое-кто пихнул соседа локтем в бок, сожалея, что нынче задушевных разговоров в лесочке не будет.

– Как только захотите, – мягко отвечал Алатристе, – я к вашим услугам.

Больше никто ничего обсуждать не пожелал, предложенная банкометом ставка всем показалась чересчур высока. Воцарилось спокойствие, Типун вернул брови в первоначальное состояние, и каждый занялся своим делом. Я заметил, что лишь тогда Себастьян Копонс выпустил из пальцев рукоять пистолета.

Под звон мошкары, норовившей облепить наши щеки и лбы, мы осторожно высунули головы из-за гребня высокой дюны. Послеполуденное солнце ярко освещало раскинувшуюся перед нами бухту Санлукара. Между портом Бонанса и мысом Чипиона, милях в пяти от того места, где Гвадалквивир впадает в море, частым лесом высились мачты каравелл, галеонов, шхун и прочих кораблей – крупных и мелких, океанских и малого каботажа, стоявших на якоре или сновавших взад-вперед по всей акватории, уходившей к востоку, в сторону Роты и гавани Кадиса. Одни ожидали прилива, чтобы подняться к Севилье, другие перегружали содержимое своих трюмов на баркасы и лодки, третьи, после того как королевские таможенники поднимутся на борт и освидетельствуют карго , должны были взять курс на Кадис. На левом, дальнем от нас берегу раскинулся цветущий Санлукар: новые дома его спускались едва ли не к самой воде, а на высоком холме виднелись обнесенные стеной старинный замок, герцогский дворец, кафедральный собор и здание таможни, которая в такие дни, как сегодня, казалась, наверное, своим служащим райским садом. Позлащенный щедрым солнцем город у кромки воды, сплошь заполненной рыбачьими лодками, вытащенными на прибрежный песок, кишел людьми, а между стоящими на рейде кораблями и причалами постоянно курсировали суденышки под парусами.