Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

– Сбежались мы к тебе, батюшка атаман, из деревень Русских, Мордовских да Чувашских Липягов. А по пути на Яицком тракте пристали к нам мужики деревень Подстепновки да Преображении. Просим всем миром – прими нас в государево войско, Петру Федоровичу послужить желаем, волюшку и землицу с покосами у господ оттягать… Слух был меж нас, что государь издал об том свои манифесты…

Илья Федорович с облегчением выдохнул, подумал про себя: «Вот, поутру только сетовали на малолюдство нашего войска… Видит бог, прослышит окрестный народ о прибытии в Самару воинства государя, и из других сел да деревень к нам прибегут помощники добрые. А за Волгу, в селения господ графов Орловых, непременно кого-нибудь пошлю государев манифест объявлять всенародно…» – и, не додумав до конца, спросил:

– Как зовут тебя, брат?

– Нарекли Иваном Васильевым сыном, а прозвищем Обухов. Из деревни Русские Липяги… Близко от церкви жили мы, батюшка атаман, да, выходит, далеко от Бога. Молили Господа о спасении живота, да у святых отцов не найдешь и концов… Порешили челом ударить объявившемуся государю.

– Разумно мыслишь, Иван Обухов, а посему быть тебе государевым есаулом над этими липяговскими мужиками. – Илья Арапов поискал глазами, увидел поблизости хорунжего Волоткина, распорядился проводить липяговцев в казарму, а Кузьме Аксаку привести их всех к государевой присяге, пока не ушел оттуда протопоп Андрей.

– Нам бы, атаман, оружие какое-нито! – выкрикнул из толпы рыжий, не по годам высокий малолеток. Поймал взгляд Арапова, смущенно заулыбался, переминаясь с ноги на ногу. – Из дому будто с пожару бежали, с голыми руками. Оглобли путевой не было прихватить для драки.

Илья Федорович заверил, что всем им выдадут пристойное оружие, хотя бы добротные копья, которые по его указу спешно куют в самарских и алексеевских кузницах. И еще спросил у мужиков, есть ли среди них плотницких дел умельцы. Надобно поскорее те сготовленные наконечники насадить на древки.

Расталкивая бело-черную от снега толпу, вперед протиснулись шестеро. Старший из них, хмурый и кривобокий, с топором за опояской поверх ватного длиннополого кафтана, поклонился атаману и торопливо заговорил, коверкая слова:

– Моя сыновья и сама я мала-мала топором тюкать умеем. Веди нас кузня, показывай, чево делать нада.

На крыльце комендантской канцелярии появился князь Ермак. Опершись о ружье со штыком, он издали смотрел на атамана перед толпой мужиков, чему-то улыбался.

– Князь Ермак! – позвал его Илья Федорович, и Ермак в тот же миг был у атаманова стремени.

– Слушаю, Илья Федорович.

– Сведи плотников в кузницу, к Ивану Антоньеву. Скажи, чтоб сготовленные копья не мешкая насаживали на древки, крепили бы надежно и сносили бы в солдатские казармы… Да сам будь при тех работах за старшего. Коль не будет хватать древков, так от моего имени повели собирать оглобли и жердины с оград и дальних поскотин за выгоном. Еще смотри накрепко, чтоб железа было в достатке у кузнецов. Вчера перед ночью кузнец Иван Григорьев сказывал Жилкину, что запасу не много. Коль так, передай бургомистру Халевину, чтоб снесли в кузни все, что есть в городе, хотя бы и ободья от колес! О том особый спрос будет с бургомистра. Слух до меня дошел, что у держателей торговых лавок Матвея да Василия Чумаковых изрядно скобяных и иных из железа изделий наготовлено. Надо бы и с ними переговорить бургомистру. Ступай.

– Понял про железо, Илья Федорович! Не в том дело, что овца волка съела, а в том дело, как она его ела! Нет железа – так будет железо! – добавил смешливый князь Ермак и ухватил плотников, закричал всем сразу: – Айда! Моя тебя провожать будет!

За плотниками в земляную крепость дружно потянулись мужики новоназначенного есаула Ивана Обухова в надежде укрыться в теплом жилище от надоедливого снега да и перекусить чего-нибудь горячего, как обещал им хорунжий Волоткин.

«Да-а, – призадумался Илья Федорович, направляясь к двери комендантской канцелярии, – народ собирается, вона как – толпами! Уже более полутысячи человек у меня под рукой. Надобно призвать бургомистра Ивана Халевина да обговорить, куда и сколько человек можно поставить на прокорм и на житье. Голодный долго не повоюешь, поневоле захохочешь по-волчьи… Как говаривает Данила Рукавкин, не евши и блоха не прыгнет! Чего доброго, изголодавшись, еще и в обратную сторону к домам своим побегут…»

Секретарь походной канцелярии Алексей Горбунов, склонясь над бумагой, переписывал в толстую тетрадь-книгу список новоприбывших вчерашним днем из села Рождествена да поселенцев, пригодных к службе. Здесь же и алексеевский их знакомец Антон Коротков сидел на лавке, грузно облокотись на стол, пощипывал густую бороду. На вошедшего атамана Антон вскинул черные продолговатые глаза, улыбнулся:

– Нет тебе передыху, Илья Федорович. Вижу – валом валит народ!

– Кормить людей чем-то надо, дорогой друг Антон Иванович, – тут же ответил Илья Арапов и неожиданно принял решение: – Вот что, дружище! В Самаре у меня помощников предостаточно, как-нито управимся. А вот ближний тыл – пригород Алексеевск – оставил я без должного присмотра. Поезжай-ка ты, Антон Иванович, к себе да потолкуй с тамошними купцами и обывателями. Скажи, пусть везут пропитание, какое сыщется: хлеб, муку, мясо да рыбу… А им от меня плата будет не жадная, деньгами альбо солью. Скажи, что воинство набирается изрядное, но голодное.

Антон Коротков тут же поднялся с лавки, широкоскулое лицо стало серьезным, ответил атаману:

– Еду, Илья Федорович.

– В помощь себе возьми Алексея Горбунова, – продолжал Илья Федорович и обратился к отставному гвардейцу: – Алексей, тебя тамошние отставные солдаты и казаки весьма уважают и слушают. Будь в Алексеевском пригороде за военного коменданта. Озаботься на будущее обороной крепости да заготовь впрок фуража и продуктов… Как бы не пришлось нам оборотиться лицом к Ставрополю да не принять первое сражение не в Самаре, а в Алексеевске… Бумаги допишет сержант Зверев.

– Слушаю, Илья Федорович. – Горбунов осторожно отложил перо, книгу не закрыл, чтобы не размазать написанного. – Все будет делаться по твоему указу скоро и тебя о том станем уведомлять нарочными.

Оставшись один, Илья Федорович опустился на лавку, расслабил плечи, заметно уставшие от поддетой под полукафтан кольчуги: уже который день он ее и на час не снимает. Еле уловимо поскрипывали ступеньки крыльца под шагами дежурного оренбургского казака.

Вспомнил доброго знакомца Маркела Опоркина с братьями, один из которых уже погиб от руки полковника Чернышева.

«Где-то теперь Маркел да Тимошка Рукавкин? Под Оренбургом или осаждают губернатора Рейнсдорпа, а может, под Яицким городком воюют с полковником Симановым, куда намеревался отправить их сам государь… И где теперь мой первый сотоварищ Гаврила Белый? Схвачен казаками. В Самаре не отыскался, сказывал поручик Счепачев, будто в Сызрань к воеводе отправлен. Должно, теперь в казанской тюрьме, при самом губернаторе Бранте на дыбе ломают мужика, о нашей силе дознаться хотят… Там же гинет и Леонтий Травкин».