Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

Илья Федорович вдохнул морозного воздуха, весело толкнул Жилкина локтем в бок и с прибауткой:

– Не учи сороку вприсядку плясать! – быстро пошагал к канонирам, минуя солдатские казармы и обед.

– Ну, Говорун, показывай свое умение! – повелел Илья Федорович, увидев, что обе пушки, нацеленные в сторону дубравы, стоят уже у обочины Оренбургского тракта. – Не обмишулитесь принародно?

– Наш Говорун – бывалый малый: топор на ногу обувал, топорищем подпоясывался! – за старшего товарища ответил Потап Лобок. – Нам это дело привычное, как волку лес не в диво, а зима за обычай.

Канониры Наум и Потап сноровисто вставили в стволы пушек картузы с зарядами, вкатили ядра, через затравочные отверстия медными протравниками потыкали мешки с порохом, чтобы огонь от фитиля пальника легко передался пороху.

– Ваше высокоблагородие, господин атаман, – обратился Сысой Копытень к Илье Федоровичу. – Бережения ради уберите людей от орудий… Ну как на грех разорвет?!

Илья Арапов повелительно махнул рукой – любопытствующие кузнецы, их подручные, плотники с князем Ермаком и казаки отошли подальше, к валу земляной фортеции.

Канониры вогнали в стволы прокладки, обратной стороной банника – прибойником утрамбовали заряды, насыпали из пороховниц в затравочные отверстия пороховой мякоти, запалили фитили.

– С богом, что ли? – крикнул Сысой Копытень. Чуть приоткрыв лицо от волосяной сетки, он покосился на канониров.

Наум Говорун огладил растрепанную и влажную от дыхания темно-рыжую бороду, посмотрел на атамана, взглядом спрашивая, начинать ли пробную стрельбу.

– Пали, Наум! – скомандовал Илья Федорович. – Да сами поостерегитесь: не взяло бы кота поперек живота…

Канониры перекрестились и, стараясь быть пообок пушек, поднесли пальники к затравочным отверстиям…

Пушки грохнули почти разом, откатились назад, изрыгнув клубы черного дыма. Ядра с постепенно утихающим визгом унеслись через выгон, пушистый снег взвихрился далеко за оврагом.

Вокруг атамана, не сговариваясь, закричали «ура-а!». Крики подхватили самарцы, особенно ребятишки, собравшиеся на бастионе земляной крепости поглазеть, как Дикий Киргиз – так прозвали за глаза Сысоя Копытеня – будет испытывать самодельные лафеты.

– Слава тебе, господи, – проговорил, крестясь, Копытень. – Стоят, голубушки, целехоньки! Пальнули ядрами – не холостым салютом!

Канониры, а с ними и Копытень, заторопились осматривать пушки, заглядывали под стволы, колупая твердыми ногтями задние упоры лафетов – целы ли, нет ли где опасных трещин. Илья Арапов не устоял около кузни, подошел к пушкарям, нетерпеливо спросил:

– Все ли исправно, братцы?

– Все в аккурате, батюшка атаман! – весело отозвался за всех Сысой Копытень, поблескивая глазами за опущенной на лицо сеткой. – Прикажешь еще разок-другой пальнуть для пробы?

– Палите! – разрешил атаман, вторично отступая к кузнице и уводя людей за собой. – Береженого бог бережет, ребятушки, – сказал он новоизбранным казакам, которые храбрились перед сбежавшимися на вал девицами и не хотели уходить далеко от пушек.

Еще дважды пушечные выстрелы покрывались радостными криками. Теперь, поднятые первыми орудийными раскатами, на земляную крепость выбежали сотни новонабранных казаков. Они заполнили вместе с самарцами северный бастион, склоны вала и ближний к городу край Оренбургского тракта.

– Гляди, атаман, как возликовали наши вчерашние да еще и нынешние мужики-казаки! – радовался Иван Жилкин. – Позови их сейчас в драку – кинутся с голыми руками.

– В том-то и беда наша, Иван Яковлевич, что с голыми они у нас руками кинутся да и посекут их, как секут беззащитную капусту по первому заморозку… – ответил Илья Арапов, поочередно обнял канониров, затем кузнецов, дал им по серебряному рублю в награду. И сам не утерпел, еще раз подошел к пушкам, ласково погладил чуть теплые стволы – и трехкратная стрельба на стылом ветру не согрела толком чугунные стволы. Тихо проговорил:

– Доброй вам службы в мужицком войске.

Сказал, словно новонабранным казакам, не зная, что и эти вот пушки разделят горькую участь многих, кто с такой надеждой смотрит теперь с высоты засыпанного снегом вала. Да и откуда было ему знать о том, что, разгромив мужицкое войско страшного «Пугача», Екатерина Вторая жестоко расправится не только с мужицкими атаманами, но и с пушками, которые стреляли по ее войску: собранные в разных местах, они будут «сосланы» навечно в далекое северное поселение Березово и брошены в грязь у стены тамошнего собора…

Уходя, Илья Федорович напомнил Говоруну:

– Обещали ныне еще две поставить?

Наум Говорун выслушал атамана молча, кивнул большой, сдавленной слегка в висках головой, а Сысой Копытень, огромными ручищами переставив в сторонку низкорослого Потапа Лобка, который хотел было что-то сказать, опередил своим заверением:

– К утру непременно сработаем, будешь, атаман, весьма доволен!

Илья Федорович на слова Копытеяя ответил, что они работают не ради одного атамана, а ради всех, и указал на огромное скопище людей, собравшихся на земляной крепости, потом обратился к своим помощникам:

– Надобно заглянуть в кузницу Ивана Григорьева.

В кузнице Григорьева, под летним навесом, плотники стучали топорами, зачищали от коры и шлифовали камнями древки. Подмастерья, один другого плечистее, на больших точильных камнях вострили жала копьям. Сам Григорьев, мокрый от жара и работы, испачканный древесным углем, уважительно встретил атамана и его сподвижников – Жилкина и Аксака.

– Сколь сработали со вчерашнего дня? – спросил Илья Федорович: он на взгляд определил, что под навесом кинуто в кучу всего до трех десятков копий.

– Ныне в обед приходил есаул, – и Григорьев взглядом указал на Кузьму Аксака, – взял шестьдесят готовых пик. Прямо у кузни и роздал своим людям.

– Липяговских мужиков малость вооружил, – пояснил Кузьма Аксак. – Так волновались своим безоружьем, что хотели из плетней мерзлые колья выдергивать.

Илья Федорович пообещал вскорости прислать еще железа из торговых лавок братьев Чумаковых, с которыми уже обговорил сам бургомистр Иван Халевин, и они не против пустить готовые изделия на перековку, попросив себе в оплату лишь стоимость самого железа, а не готовых изделий.

– В торговом ряду у нас в Самаре еще три лавки у купца Тимофея Чабаева, – подсказал Григорьев. – И с ним надо поговорить, не уступит ли для нужд воинства?

– Иду к Буяну Иванычу, – тут же заторопился Иван Жилкин и пропал за толпой, собравшейся вокруг атамана…

Там, в толпе, вдруг послышались возмущенные выкрики. Расталкивая людей, пробирался долговязый барабанщик Ивашка Жилкин.