Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

Кузьма Данилов, сутулый, с большим черным родимым пятном на правой скуле, соглашаясь, покивал кудлатой седой головой, сказал тихо, словно вслух подумал:

– Под те палки и я со своим престарелым родителем попал. А один наш односелец, Филипп Касьянов сын, вздумал было супротивничать холопам, из кучи дров жердину выхватил… Так его изверги схватили да темной ночью посадили в воду… Спустя неделю Филипп всплыл близ Ширяевского оврага… По обрубленному пальцу левой руки только и признали. А то бы закопали в землю как безымянного утопленника, в стороне от всех честных людей.

Илья Арапов обещал с первым же курьером отправить в ставку государя челобитную, призвал барабанщика Жилкина проводить выборных мужиков на постоялый двор к своим односельцам.

Под вечер атаман со своими помощниками еще раз побывал у изрядно притомившихся канониров и кузнецов – лафеты почти готовы. Он распорядился прислать работающим горячий ужин из солдатской кухни, навестил в казармах новона бранных казаков – намаршировавшись за день, они полегли на нарах спать полураздетыми, – а потом долго стоял на валу земляной крепости, всматриваясь в сумерками укрытые правобережные леса. Снегопад давно перестал, ветер почти утих, и весь окоем словно уснул, присыпанный мягким пухом неслежавшегося снега.

Во всех самарских церквах переливчато звонили к вечерне, из проулков и по улицам потянулся неспешный народ.

– Далеко ли ускакал теперь Ивашка Кузнец? – тихо выговорил Илья Федорович, повернувшись лицом от Волги в засамарские снежные просторы. – И каковы степные дороги в тех местах? Может, и вовсе никаких дорог, никто не ездит по теперешнему смутному времени?..

– Того быть не может, – возразил Иван Жилкин. – Мужики и зимой меж деревнями дороги накатывают что надо! Ежели все будет спокойно, дней через пять-шесть должны вернуться.

– Эх, кабы из Борской крепости да по горячему следу взять злоехидного майора Гречина! – сокрушался Илья Федорович.

– Кто ж мог знать… – утешая атамана, заговорил Иван Жилкин и вдруг оборвал себя, заставив сотоварищей вздрогнуть: – Едет кто-то от Рождествена к Волге!

Илья Арапов и Кузьма Аксак разом выпалили:

– Где едут?

– Много ли людей едет?

После недолгого томительного ожидания, кое показалось Арапову как страшный час перед неизбежным сражением, к которому еще не готов, на белоснежном покрове реки Волги показалась темная цепочка всадников. За всадниками на лед выехал санный поезд.

– Кого ж это нечистый дух на нас наслал? – всполошился Кузьма Петрович. – Неужто полевая команда так мимо села прошмыгнула, что мужики и уведомить не успели?

На самарском берегу у сторожевых костров заволновались дозорные, навстречу неизвестному отряду наметом пустился десяток конных казаков – узнать, не гусары ли крадутся к городу.

– Спустимся вниз, – тут же решил Илья Арапов. – Кузьма Петрович, на всякий случай упреди хорунжего Волоткина, чтоб он свой отряд поднял да отправил в подмогу Пустоханову к Большому питейному дому. И пеших поселенцев и новонабранных мужиков подними на вал земляной крепости!

Но оказалось, что на этот раз Илья Федорович беспокоился напрасно, хотя и порадовался, что его войско собралось по тревожному знаку довольно быстро и без суеты. Даже две пушки успели вкатить на вал земляной крепости, развернув в сторону волжского берега, а канониры сноровисто загнали в пушки ядра и заряды…

К Самаре возвращался Василий Иванов. Круглолицый, румяный с мороза, Иванов, подбоченясь левой рукой, в добротном, изнутри обшитом бархатом полушубке – явно из помещичьего имения взят, – лихо подскакал к атаману. Приветствуя его на солдатский манер, поднес к лохматой шапке два пальца.

– А где команда твоя? – строго спросил Илья Федорович, недоуменно разглядывая неведомых ему спутников Иванова – в мужицких кафтанах, в шубах, большинство обуты в валенки да в лапти. У верхоконных в руках вилы, дубины, и лишь у передних троих за спинами на ремнях видны охотничьи, а не солдатские ружья.

– Команду, батюшка атаман, я оставил в селе Рождествене нести сторожевую службу. А это господ Орловых бывшие крепостные, а ныне государевы вольные казаки из Рождествена и из села Новинки. Поспел я до сумерек прочесть государевы манифесты и указы только в этих селах. В Новинках же прознал от мужиков, гоняющих почту, что из Сызрани супротив нас уже выступила полевая команда человек до шестисот и при них якобы двенадцать орудий. Решил потому, забрав с собой охотников служить Петру Федоровичу сорок два человека, да провиант, какой тамо сыскался, да коней тридцать, уведомить о том тебя, Илья Федорович.

Илья Арапов с седла ласково похлопал Василия Иванова по плечу, выказав тем свое атаманское одобрение.

– Благодарствую за службу, Василий. – И к Ивану Яковлевичу: – Прими людей и провиант. Коней сведи в гарнизонную конюшню, завтра распределим меж теми, кто в седле надежен… Ну а тебе, Василий, надобно возвращаться к команде и следовать поутру дале, для прочтения государевых манифеста и указов. А чтоб оберечь сызранский тракт от нечаянного набега, пошлю с тобой добрых командиров – Гаврилу Пустоханова да Исаака Волоткина.

Призванные атаманом есаул и хорунжий явились от дальних костров на высоком берегу, где стояли уже наготове со своими людьми. Они выслушали наказ атамана, откланялись, сели в седла. Три темные фигуры всадников на белом покрове реки Волги были видны до той поры, пока не скрылись в густых зарослях ветлы на правобережье, при окраине Рождествена.

– Кузьма Петрович, – повелел Илья Федорович, – поставь за старшего при ночном карауле хорунжего Василия Зженова. Да накажи ему город стеречь бессонно как со стороны Рождествена, так и со стороны Липягов, чтоб гусары нечаянно не въехали в спящую Самару.

Довольно быстро темнело: с севера надвинулась туча, закрыла луну, и лишь ближние окрестности да строения по склону волжского берега все так же четко виделись на белом в густеющих сумерках.

Однако наступившая ночь и на малое время не избавила походного атамана от тяжких раздумий и тревог: покоя теперь не ждать, ежели из недальней Сызрани выступила регулярная – и немалая! – воинская команда с пушками…

– Ну, други, едем на роздых – ночь зимняя хоть и длинна, да нам коротка: поутру, как знать, может и сражение учинится. – Илья Арапов направил коня к дому бежавшего майора Племянникова.

К счастью, ночь прошла без тревог. Илья Федорович поднялся чуть свет, торопливо съел разогретую гречневую кашу, которую подал ему сержант Иван Зверев, и один – пусть отоспятся помощники, немолодые Аксак и Жилкин – пошел в кузнечный ряд на Оренбургский тракт. Предвещая морозный день, на чистом небе зажглась оранжевая заря. Словно приветствуя ее, в кузницах уже вовсю названивали молотки, тяжко ухал молот.