Владимир Буртовой - Над Самарой звонят колокола

– У нас в деревне старики специально собирают эту траву – высокая, как крапива, у нее широкие листья, – говорил щербатый. – А цветет мелкой светло-розовой метелкой. И запах подходящий – тяжкий, ажно дух захватывает.

– Это что же, старики собирают старухам, что ль, нюхать тот запах тяжкий? – прикинулся простачком толстощекий солдат, которого звали Степаном. Степан поднял голубые глаза на улыбающегося Илью Кутузова и подмигнул ему заговорщически, дескать, посмотрите, господин подпоручик на моего дружка: поутру резвился, а к вечеру сбесился – это про него такая присказка выдумана!

– Да не нюхать! – горячился щербатый Тарас. Илья Кутузов видел его спину, поминутно дергающуюся, будто сбрасывал что-то с плеч, глубоко надвинутую на голову суконную треуголку. – Это же богов батожок! Трава так называется! Ее же вешают над входными дверями домов и скотных построек…

– Неужто и скоты нюхают? – Брови у краснощекого Степана полезли на широкий чистый лоб, столь ловко разыграл он недоумение.

– Да нет! Нечистую силу отгоняет тот богов батожок! Вот зачем вешают. А кто из мужиков идет в лес аль на болото, так вешает эту траву рядом с тельным крестом…

– A-а, чтоб под носом пахло? – опять искреннее изумление.

– Господи! – чуть не взмолился Тарас такому непониманию. – Воистину легче мертвеца рассмешить, чем дурака научить! Тебя что, с колокольни блином убили, да? Толкую, трава от порчи лешего или водяного… – Пояснение прервали дружным хохотом. Тарас понял, что его самого разыгрывают, дико выпучил глаза, хотел взорваться руганью, но, увидев, что и подпоручик Кутузов закатился в беззвучном смехе, прикрыв рот рукавицей, не сдержался и сам захохотал:

– Ах черти, ах болотные кикиморы, вот я вас…

Бомбы рванули нежданно, более десятка фонтанов земли и снега взметнулись выше стоящих у дороги деревьев. Илья Кутузов, скорее подсознательно, чем осмысленно, крикнул своим гренадерам:

– В ружье! Ложись к бою! – и сам соскочил с коня, чтобы не маячить под возможным ружейным прицелом.

– Бунтовщики! – резанул душу чей-то звонкий и надорванный испугом крик, заглушенный вторым, не менее точным, будто заранее пристрелянным залпом.

Не успели осесть поднятые взрывами вихри, как по обе стороны дороги, сминая кустарник и утопая по колена в снегу, словно из-под земли, черной парящей дыханием на морозе стеной встали сотни мужиков и с громкими воплями кинулись на оторопевший гренадерский батальон майора Естифеева и собранных по крепостям солдат. Расстояние до мятежников сокращалось быстро и надо было как-то их остановить.

– Целься точно! – Илья Кутузов, себе на удивление, не растерялся, словно это не первое его сражение с настоящим врагом, а всего лишь учение с рекрутами в глухом местечке Студеного оврага под Самарой. Гренадеры залегли кто в санях, кто рядом, вскинули ружья, начали ловить на прицел набегающих бунтовщиков.

Илья Кутузов выхватил шпагу и поднял ее над головой. До набегающих врагов осталось шагов тридцать. Видны раскрытые черные рты, из которых клубами, словно из узких волоковых оконцев бани, выталкивался горячий пар, видны снегом и сединой припорошенные бороды, раскрасневшиеся лица молодых мужиков и малолетков лет по двадцать. Бежать, утопая, было тяжело, но враг надвигался неумолимо, беспощадно: Илья Кутузов отчетливо видел зловещий отблеск на выставленных далеко вперед тяжелых рогатинах, пиках, а у иных непривычные для мужиков солдатские ружья со штыками…

– Пали! – вскрикнул Илья Кутузов, деревенея спиной, словно мужицкая рогатина вот-вот вспорет ему ненадежно прикрытую мундиром грудь. И взмахнул легко свистнувшей шпагой.

Залп получился столь удачным, что с десяток нападавших завалились в рыхлый снег. Прочие остановились, раздвоились и отхлынули в стороны, норовя обойти арьергадный полувзвод и кинуться всем скопом на остальное войско, где, обняв ружья, в санях минуту еще назад дремали в надежде весьма скорого отдыха в Оренбурге гренадеры майора Естифеева и где теперь творилась сущая паника, подхлестываемая беспорядочной стрельбой солдат и воинственными криками тысячной набегающей толпы…

– Зарядить! Целься спокойно! Не дрожи рукой! Пали! – снова подал команду Илья Кутузов, чтобы хоть как-то помочь батальону и дать возможность гренадерам изготовиться к залповой стрельбе. Но в голове колонны снова рвануло разрывами пушечных бомб, эхо артиллерийской стрельбы смешалось с криками дерущихся. Кто-то, бросив ружье, уже поднял руки на милость победителей, где-то пытались небольшой кучкой штыками пробиться к лесу и там найти спасение, а оттуда, где был командир корпуса, как раскаленный шар, от саней к саням перекидывали страшные слова: «Засада! Измена!»

На дороге, со стороны главного обоза, минуя сдавшихся гренадеров, показались до полусотни всадников. С их стороны по арьергарду Ильи Кутузова ударили торопливые выстрелы.

– Разворачивай сани! – крикнул Илья Кутузов. – Хватай вожжи! Живо уходить по дороге на Чернореченскую! Не трусь, ребята! Как щука ни остра, а не возьмет ерша с хвоста! Пали!

Ездовые стеганули коней, лихо, почти на одном месте, развернулись и погнали лошадей на дорогу. Да не всем повезло – одни сани наскочили на незамеченный в снегу пень, опрокинулись. На солдат тут же кучей навалились пешие мятежники, кинулись бить и вязать руки.

Илья Кутузов скакал обочь последних саней, оглядывался на преследовавших казаков, командовал солдатам:

– Не суетись! Стрельба в две шеренги! Четверо заряжай, трое стреляй! Бейте по коням, заваливайте дорогу! Пали! Вот так! Отменно, братцы! Еще – пали!

Несколько передних всадников на всем скаку вместе с лошадьми рухнули на землю, остальные пустили вдогон саням горячие пули. Одна из них стеганула Илью Кутузова вскользь по бедру, вспорола мякоть мышцы.

– Проклятье! Мой новый мундир! – Схватив побитое место, Илья поднял руку – кровь. «Ну, свет мой Анфисушка, молись скорее во спасение души моей!» – мысленно проговорил Илья Кутузов, откинул полу кафтана – пусть малость потерпит нога. Сберечь бы голову – враг на спину садится!

Илья через левое плечо прицелился в грудь ближнему коню, выждал момент, когда собственный конь, поджав ноги, еще не сделал прыжка, и выстрелил.

– Ура-а-а! – по-ребячьи заголосил Илья Кутузов, радуясь удачному попаданию. С последних саней гренадеры еще трижды успели ударить из ружей, и яицкие казаки начали осаживать своих лошадей, поняли, что этих солдат голыми руками на узкой дороге не взять, а снежным полем обогнать и загородить путь нет никакой возможности.

Готовые к засаде в каждом узком междулесье, проскакали еще версты три, потом перевели лошадей на легкую рысцу, потом на мерный шаг. Сделали поспешные перевязки Илье Кутузову и еще четверым легко раненным гренадерам. И ехали молча, оглядываясь на дорогу, на поднявшееся поверх голых деревьев солнце.