Владимир Буртовой - Демидовский бунт

Чем дальше отъезжал атаман Илья Федорович Арапов от Берды, главной ставки повстанческого войска под Оренбургом, тем отчетливее сознавал, сколь ответственную задачу возложил на него государь. Неожиданное знакомство и ласковая беседа с Петром Федоровичем запали в душу накрепко, до гробовой доски… Посланный от военной коллегии есаул Кузьма Аксак сыскал его в таком огромном войске довольно скоро – Арапов со своими людьми коротал время у жарких костров: бузулукцы прибыли не так давно, и квартир в Берде для них не осталось.

– Ты, што ль, за старшего над ними? – сурово спросил пожилой, лет шестидесяти есаул. Он щурил серые усталые глаза от встречного дыма сырых дров в костре. – Не дюже схож на атамана нарядом, инда вести с собой зазорно.

Арапов мельком глянул на свою одежонку – черный полушубок, штопан уже на локте и на плече, изношенные порты, вправленные в валенки. Да, обличье что ни на есть мужицкое. Зато на есауле добротный полушубок, поверх – шелковый алый пояс, а за поясом и того богаче сабля, явно с убитого офицера. Илья Федорович всмотрелся в заросшее лицо есаула, увидел серые впалые глаза, крупный прямой нос, и что-то знакомое, давно виденное встало в памяти. Возникло ощущение, что когда-то он встречал этого или весьма схожего человека.

«И не диво, – подумал Илья Федорович, – столько лиц промелькнуло за минувшее время! Надобно потом на досуге поспрошать есаула, из каких мест он. А теперь-то к чему я понадобился?»

– На ратное дело пришел нас кликать? – обрадовался Илья и встал с низенького чурбачка. – Так мы готовы в одночасье. Что толку бока греть, а спину студить, под ветром сидя.

Есаул огорошил ответом:

– Не у меня, а у государя Петра Федоровича к тебе дело. Шагай за мной не мешкая!

Ноги едва не подкосились у Ильи Арапова: как услышал такое, так и обмер, плеть уронил в истоптанный снег.

– Шуткуешь, казаче? – только и нашелся переспросить посланца, поднимая плеть со снега.

– Не ряженые мы с тобой, чтоб балаганить. Сказано – государь кличет в военную коллегию, – и, припадая на правую ногу, пошагал вдоль заснеженной и унавоженной конским пометом улицы к лучшему в Берде дому-пятистенку с голубыми ставнями. Арапов шел и, кроме широкой спины есаула и алого пояса на полушубке, ничего не видел. В голове подранком билась тревожная мысль – как проведал об нем государь Петр Федорович? Зачем кличет? Да еще в военную коллегию! Знал, что не спускает он промашек своим полковникам и атаманам, крут и скор бывает на расправу, ежели кто ослушается или что сотворит непотребное.

«Господи, какой же за мной грех? – казнил себя догадками Илья Арапов. – Не воинский начальник я, чтоб в сражении обмишулиться, и не разбойничал, провиант добывая бузулукцам…»

С тем и вошел в просторную горницу, полную государевых сподвижников. Есаул не отважился сопровождать его дальше крыльца со стражей. Никого толком не разглядев, едва не у порога Арапов рухнул коленями на пол, затоптанный и в мокрых пятнах от подтаявшего с валенок снега.

– Зван и явился, батюшка-государь, раб твой Илья Арапов, – а глаза поднять не осмелился, чтобы взглянуть в лицо государя Петра Федоровича. Да и как, ни разу еще не видев вблизи, распознаешь его в такой, почти одинаково разодетой толпе казачьих атаманов, полковников и генералов? Еще оконфузишься да отведаешь плетей…

Будто откуда-то с высоты послышался густой и чуть насмешливый голос:

– Будешь-то чей, казак? От какого барина сбежал под мое знамя? Кому прежде служил?

Илья Арапов ответил не раздумывая:

– Не было у меня законных хозяев, государь-батюшка, а сидели на моей шее лихоимцы. В отрочестве – Демидов Никита, что в Калуге заводы содержит, до нынешних дней – новопосаженный помещик бузулукский Матвей Арапов, из бывших неплюевских толмачей. Он дал согласие платить за меня подушный оклад, когда приволокли меня, пойманного без бумаг, к начальству Оренбурга. По нему и писался Араповым. Твой я теперь, государь, и готов по гроб верой-правдой служить.

Государь поднялся с лавки, двинул ее ногой, чтобы не мешала, обошел вокруг длинного стола с бумагами и картой. На середине стола Арапов приметил громадную из серого мрамора чернильницу в виде сидящего льва с открытой пастью, а в пасти той – три заточенных пера белого гуся.

– Ну-тка, покажись, каков ты?

Илья вновь оробел, замешкался встать, и тут же чья-то крепкая рука не слишком ласково потянула его за воротник – затрещали суровые нитки. Спасая полушубок, Илья Арапов проворно поднялся. Ростом он мало что ниже государя оказался, да и годами, пожалуй, вровень будет. Но у Петра Федоровича борода – будто смоляная, на которую в пору бабьего лета успело прилепиться с десяток-другой серебристых паутинок. И глаза темные, пронзительные, а в уголках глубокие морщины – отпечаток жизненных невзгод.

«Не солгать такому, вмиг прознает, ведун черноглазый! – У Ильи Арапова испарина выступила на висках. – Но каков за мной проступок?» И он, не дрогнув, выдержал взгляд государя, только руки выдали волнение, комкали лисью шапку, не зная, куда ее сунуть.

– Сказывал мне атаман Андрей Афанасьевич Овчинников, что смел ты в сражениях. И будто разум добрый имеешь, очертя голову не кидаешься, словно бык на красную тряпку. То весьма похвально. Дам я тебе, Илья Арапов, атаманское звание, дам и свой именной указ к народу. И ехать тебе с дюжиной казаков, что под началом есаула Кузьмы Аксака, на взятие крепостей Самарской линии. Возьми бузулукцев, кои с тобой в Берду прибежали. И быть тебе, атаман, накрепко на Волге в городах Самаре и Ставрополе. Да недреманно следить каждый шаг вражеских войск и меня об их появлении уведомлять не мешкая, ради бережения главной моей силы здесь, под Оренбургом.

Государь стоял перед высочайше пожалованным атаманом, широко, по-мужицки расставя сильные ноги в добротных сапогах. Руки положил большими пальцами за туго стянутый на талии желтый пояс.

«Вона как получилось, – подумал Илья Арапов, сдерживая радостный вздох. – Не на казнь позван, а милостью отмечен!»

– Страшишься, атаман? – И глаза Петра Федоровича посуровели: заметил, как сменился в лице новый атаман.

– Нет, государь, страха в душе не имею. Давнее вспомнилось теперь, отжитое и отболевшее. Тому двадцать лет назад с беглым монахом прошел я почти всю Русь, от Калуги и за Алтайский Камень. Видел много горя и много раз слышал, как сетовал народ: нам бы атамана башковитого и зоркоглазого! Отыскали бы заветное Беловодье, землю вольную, боярам неведомую, да и зажили бы там счастливо. Не было в Ромоданове тогда такого атамана, и не открылась мужикам желанная воля. С тобой, государь, верую – нашли бы!

Петр Федорович потеплел взглядом, неожиданно положил тяжелую руку с золотым перстнем на левое плечо Арапова.