Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

В сопровождении всех он побежал к двери дома и отворил ее. Он остановился в испуге – страшное зрелище поразило его глаза. Лонге лежал на полу мертвый, весь в крови. Он сжимал еще в руке ложку, которою собирался есть яичницу. На шее у него была только одна рана, но рана необыкновенная – печать, налагаемая на жертвы рукой Кротов.

Фрион остановился, на минуту оторопев, но потом энергия старого солдата зашевелилась в нем, и он закричал:

– Они были верхом! Ни один жандарм не должен выезжать отсюда на лошади, потому что он затопчет следы!

Побежав по дороге, он внимательно осмотрел следы, оставленные убегавшими убийцами, и с негодованием честного человека закричал:

– За мной! В погоню! В погоню! Вот следы. Убийцы не могут быть далеко. Выпустите всех моих собак!.. В погоню… В погоню – и смерть убийцам!

Люди кричали, собаки выли, и все помчались как стрела по вереску. Как старый и хитрый сыщик, Фрион, бывший когда-то лесничим, не ошибся.

Так как приказания атамана не могли быть исполнены вследствие непредвиденного прибытия жандармов, Кроты дали знак убийцам, которые теперь скакали, убегая меж скал. Смотря на убийц, закутанных в развевающиеся плащи, на черные гривы их лошадей, можно было принять их за фантастические существа, изобретенные басней. Они перескакивали через кусты, через овраги, через непроходимые чащи. Прогалины сменялись прогалинами, холмы – холмами, но ничто не могло уменьшить дьявольской быстроты всадников.

За ними гнались покрытые пеной и пылью запыхавшиеся лошади жандармов. Потом бежали пешие, выбиравшие кратчайший путь, но страшно утомившиеся. Однако наверху какого-нибудь возвышения появлялись убийцы, насмешливые, иронические и как будто издевавшиеся. над теми, кто гнался за ними. Тогда ярость овладевала теми, кто преследовал убийц, и погоня начиналась опять ожесточеннее прежнего.

Однако человеческие силы имеют предел. Трактирщик и его дети должны были остановиться. Даже жандармы, может быть, прекратили бы погоню, которая до сих пор казалась им бесполезной, если бы им не показалось, что лошади разбойников начали уставать, Они были в эту минуту очень далеко на дороге, спускавшейся к кресту Гарта, который ясно виднелся с того места, где находились они. Жандармы не захотели отказаться от погони, не сделав последнего усилия. Пустив своих лошадей во весь опор, они как вихрь пронеслись по холму. Они могли уже примечать почти ясно обоих незнакомцев и их лошадей и уже думали, какую честь доставит им такая значительная поимка, когда вдруг их лошади почти замертво повалились к подножию креста. Перед лошадьми была натянута веревка, но они заметили ее слишком поздно.

Адский хохот послышался в ту минуту когда эти несчастные упали. Тогда из-за каждого дерева около перекрестка, на котором находился крест, вышел вооруженный человек; потом, соединившись, все они сошли по тропинке к берегу и, подняв шапки кверху, закричали:

– Жандармы первой лесной бригады! Нам досталась первая победа, скоро будет вторая! Вы видите, что если бы Кроты хотели вас убить, то убили бы!

И они исчезли в чаще леса.

– Вот и первая победа, – пробормотал Фрион, подоспевший к перекрестку почти в одно время с жандармами, потому что он бежал через лес. – Для вас первая и, может быть, вторая, но за мною будет последняя!

Это был крик охотника, от которого ускользнула добыча.

Двор скоро должен был оставить замок. Была большая охота, и последние звуки охотничьего рога только что перестали потрясать отголоски леса.

Был один из тех вечеров, когда ни один лист не шевелится. Солнце не освещает уже вершины леса, но его последние лучи бросали еще яркий блеск.

Этот таинственный час, час неопределенных мечтаний, длинных свиданий наедине, прогулок без цели, слез без причины.

Несмотря на тишину, мало-помалу спускающуюся на окрестности, две молодые девушки, две родственницы, судя по фамильному сходству и нежному общению, стояли у окна Магдаленского замка, прислушиваясь к неопределенному лесному шуму. Нечего было надеяться, чтобы в такое время кто-нибудь решился явиться в замок, красный силуэт которого прикрыт сумерками и который утопает в желтоватых оттенках осенних листьев.

Однако молодые девушки продолжают смотреть на аллею, которая ведет к воротам парка. Они небрежно облокотились о подоконник, утомленные медленно приближающейся грозой и тяжестью атмосферы.

К чему они прислушиваются? Кого они ждут? Никого… Они находятся под магнетическим влиянием вечера. Они находятся в том возрасте, в ту опасную минуту, когда из малейшего столкновение явится для них свет. Они находятся в том неизбежном мгновении, когда невинность краснеет в первый раз. Час роковой, час опасный когда девушка хочет любить, когда она видит мужчину сквозь отблески пылкого воображения; это объясняет странную страсть молодых девушек к недостойным любовникам, часто негодяям, иногда преступникам. Опасность подобного выбора тем сильнее, чем уединеннее живет молодая девушка. Сравнение не смягчает силы первого взгляда.

Таково было положение, в котором находились две хорошенькие девушки, смотревшие из окна Магдаленского замка. Обе сироты и, так сказать, запертые ревнивой опекой дяди, они жили до сих пор вдали от всего. Не зная вовсе света, они смотрели на него сквозь призму молодости и иллюзий, которые могла им внушить библиотека, неосторожно оставленная под их руками…

Тревожась без причины, смотря и не видя, они стояли неподвижно у окна, служившего им рамкой. Они прислушивались к журчанию воды в мраморном бассейне сада, пробуждавшей своей смутной гармонией странные отголоски в детских сердцах. Упоенные душистым запахом, поднимавшимся из цветника, они вдыхали в себя легкий ветерок, пропитанный свежестью реки и время от времени освежавший воздух, отягченный электричеством. Они только что вышли из ванны; их влажные волосы падали тяжелыми душистыми локонами на плечи, едва прикрытые пеньюаром, которому тогдашняя римская мода придала форму древней хламиды.

Эти очаровательные девушки были до такой степени неподвижны и погружены в созерцание чего-то неопределенного, что под зеленью, обрамлявшей окно, их можно было принять за две статуи. Они имели между собой гармоническое сходство в общих чертах и вместе с тем представляли интересный контраст.

Одна была блондинка, не из тех пошлых блондинок, которые похожи на восковые куклы, но с богатыми формами, и напоминала Велледу, как ее изображают художники, Велледу с большими глубокими задумчивыми глазами, с прозрачными ноздрями, с могучей жизненностью под наружной томностью, под очаровательной резвостью.