Валериан Светлов - Авантюристка (Тайная любовница Петра I)

– Добро, – прервал его царь. – Ты сядешь за столом насупротив нее, а до стола сделай так, чтобы она тебя не видела.

Зал, наполненный гостями, имел очень красивый вид благодаря пестроте костюмов, в которые облеклись гости.

Пир начался по обычной программе. Среди говора и шума князь-папа принимал поздравления с помолвкой и пил, как бездонная бочка, от чего глаза его усиленно слезились и мигали.

Наконец после миновеи и прочих танцев, в которых Марья Даниловна не принимала никакого участия по нездоровью, все направились к столу.

Она хотела уехать, но царь настиг ее в отдаленной комнате и не допустил этого.

– Машенька, – сказал он ей, глядя на нее с затаенным сожалением, – я не узнаю тебя ныне. Краска сошла с лица твоего и губы побледнели.

– Я уже сказала тебе, что мне недужится.

– До сей поры?

– До сей поры, государь, – сухо ответила она.

– А жаль, поелику непременно настоит тебе еще отбыть стол.

Но она взмолилась:

– Не неволь меня, государь, того не можно мне сделать.

– Я не пущу тебя, – твердо проговорил он. – Принудь себя. Без тебя мне и пир не в радость.

Она знала его упрямый характер и знала, что бесполезно сопротивляться далее.

– Хорошо, – сказала она, резко передернув плечами. – Пусть будет так, коли иначе быть не может.

Он повел ее к столу.

Садясь на свое место, по левую от Петра руку, она подняла глаза и так вздрогнула, что все обратили на нее внимание.

С самого прибытия на вечер она отыскивала Телепнева, но, не видя его среди гостей, решила, что его не будет, и мало-помалу успокоилась.

И вот он сидит теперь перед Марьей Даниловной, вместе с ее бывшей «хозяйкой», Натальей Глебовной…

Смертельная бледность покрыла ее лицо, и, шатаясь, опустилась она на скамью.

Лицо царя перекосилось.

Если он и таил до сих пор долю сомнений относительно ее виновности, то теперь эти сомнения рассеялись.

– Что с тобою? – насмешливо спросил он. – Все от недуга или ты так испугалась Телепнева?

– Чего мне его бояться, – оправившись несколько, тихо ответила она.

– И я думаю, нечего. Мужчина он не страшный, а даже, наоборот того, с лица зело красивый. И жена его зело прекрасна.

Телепнев и Наталья Глебовна поздоровались с ней издали наклонением головы; она ответила им, но не смела взглянуть им в глаза и сидела ни жива ни мертва.

Пир продолжался.

Ели исправно, пили еще больше…

Царь, по-видимому, был в духе.

Первая часть ужина прошла, как проходила всегда – в смехе, шутках, болтовне. Никогда еще Петр не был так оживлен и внимательно любезен к Марье Даниловне, как в этот вечер. Она стала успокаиваться и понемножку приходить в себя, изредка рискуя поглядывать по сторонам и перед собою, следя за Телепневыми. Но они очень были заняты друг другом и, когда их первое изумление при виде Марьи Даниловны, сидящей рядом с царем и пользующейся его необычным вниманием, прошло, они перестали обращать на нее внимание.

Трапеза продолжалась.

Адмирал Апраксин уже заливался слезами – знак, что было уже много выпито. Меншиков упал замертво, и вокруг него суетилась свояченица, оттирая его спиртом.

На другом конце стола разгоралась ссора между Зотовым и одним из гостей…

Зотов требовал к себе почтения, а тот, напившись, дерзил ему:

– Какой ты есть папа? Ты не князь-папа, а бездонная дыра! Лей в тебя, что на каменку…

– Грустно сие, ах как грустно! – заговорил, заливаясь слезами, Апраксин. – Выпито много, а веселье уходит, и тоска гложет сердце.

Рядом кто-то клялся в дружбе, уверяя соседа, что давно уже любит его.

Царь смеялся, прислушиваясь ко всему этому шуму, и любовался Марьей Даниловной, у которой под влиянием вина появился румянец и глаза слегка заблестели.

Никогда еще она не казалась такой обаятельной и соблазнительной.

Но железная воля царя влекла его к задуманной им цели…

Стали подавать сладости, а вместе с ними и крепкие заморские вина.

Марья Даниловна решительно отстранила свой кубок от лакея, который по знаку царя не переставал наполнять его, как только кубок оказывался пустым. Иногда и сам царь наливал его до краев и упрашивал Марью Даниловну выпить.

И теперь, несмотря на ее решительный отказ, он взял из рук лакея братину, наполнил ее кубок и сказал ей:

– Выпей же за мое здоровье!

– Не могу, государь… голова кружится, и ты напоишь меня до потери сознания.

Но именно этого-то он и добивался.

– Выпей, – настойчиво сказал он. – Ну, не хочешь за мое здоровье, выпей за князь-папу и за его торжественную помолвку.

Она отрицательно покачала головой.

Тогда Петр своим громовым голосом крикнул через стол:

– Ианикита! Будет тебе перекоряться с непокорным. Приговариваю его за его велии продерзости и строптивый нрав к осушению кубка Большого орла. Пусть он приготовится. А ты слушай: Марья Даниловна пьет за твое здоровье и за здравие твоей будущей супруги Стремоуховой.

Зотов похлопал осоловевшими глазами, вряд ли поняв то, что говорил ему царь, попробовал поднять свое тело, а вместе с тем и отяжелевшую руку с кубком, наполненным до краев, и пролил содержимое на лысину своего непокорного соседа.

Поднялся хохот.

Марья Даниловна должна была в конце концов выпить свою долю.

Она тотчас же почувствовала, как рассудок ее мутится и как какой-то туман заволакивает ее сознание.

Зеленые круги пошли перед ее глазами, гости закачались, дрогнул зал, язык начинал плохо слушаться.

– Государь, – с трудом проговорила она, – ты меня напоишь…

– Тем лучше! Разве ты хуже других? Посмотри – все хороши! Все должны напиться – веселее будет, чем нежели сидеть тверезому среди пьяных. Будем смеяться или плакать – вон как Апраксин… За твое здоровье, Машенька.

Он снова налил ей кубок.

У нее не было уже сил сопротивляться ему. Она покорно поднесла кубок к губам.

Сознание еще не покидало ее, но тело уже обессилело.

Смутно чувствовала она в этой настойчивости царя что-то недоброе и опасное; но теперь она уже не могла ясно отдать себе отчет в этом и не могла понять, что приближается к западне, расставленной царем.

Мало-помалу она утеряла представление о времени и о месте. Думала она одно, уста произносили другое. Она с изумлением прислушивалась к тому, что лепетал ее язык.

– Зачем они здесь? – говорила она.

– Кто? – спросил царь, наклонившись к ней.

– Они… эти… Телепневы…

– А что?

– Убери их… я не хочу… Им не место здесь. Не хочу, не хочу, пусть уезжают… Они все ведь знают… все.

– Все? – спросил ее царь.

– Все.

– Но что же знают они?

Она вдруг лукаво засмеялась.

– Ишь какой! Ты думаешь, я пьяна? Нет, гос… государь… Я, брат, ничего… И даже еще могу выпить… Лей…