Н. Машкин - Царь-колокол, или Антихрист XVII века

По царскому мановению два стольника подошли к юноше и, взяв его за руки, подвели к Алексею Михайловичу.

– Ты достоин своего отца, прими награду тебе подлежащую, – сказал милостиво царь. При этих словах он поцеловал Алексея в лоб и надел ему на шею на блестящей цепи золотую гривну.

Алексей бессмысленно посмотрел на царя и громко захохотал.

Все посмотрели на него с изумлением. Артемон Сергеевич, подошедший поздравить юношу, взял его за руку: она была холодна как лед. В недоумении кликнул Матвеев стоявшего недалеко Пфейфера. Лекарь взглянул Алексею в глаза и в отчаянии вскрикнул:

– Он сошел с ума!

Действительно, мысль, что он не успеет предупредить заговор; препятствия, в то время встреченные, а потом внезапный переход к радости убили Алексея – он помешался.

По уходе Алексея утром в день поднятия колокола из светлицы Елены любящая девушка не могла уж уснуть более ни на минуту. Проведя с полчаса в постели в сладостном припоминании малейших подробностей свидания, она поднялась тихонько с кровати, накинула на себя легкую шубку и бросилась перед образом Богородицы молить ее о помощи возлюбленному в наступивший день. И тепла и усердна была ее духовная беседа. Пробуждение Игнатьевны принудило Елену оставить молитву, но мысли ее все еще рвались к небу.

– Не пора ли тебе принарядиться, моя красавица, – сказала няня, входя в светлицу с дорогою парчовою ферязью, обшитой золотым кружевом.

– Зачем ты принесла мне новую ферязь, няня? – спросила девушка с удивлением.

– Ах, моя ласточка, – вскричала Игнатьевна, – да когда же тебе и разукраситься-то, если не нынче? Ведь сегодня твой нареченный, легко ли сказать, поднимет батюшку Царь-колокол на Ивана Великого. Разве ты позабыла?

– Скорее бы забыла, как меня зовут, – сказала Елена. – Но зачем наряжаться мне, ведь я никуда не пойду из дома?

– А затем, моя красавица, что прямо с площади, как поднимется колокол, пожалует сюда, к твоему батюшке, Артемон Сергеевич Матвеев вместе с твоим нареченным женихом и благословит вас образом; ведь он будет посаженым отцом у твоего ненаглядного. Мне вчера вечером обо всем этом изволил говорить сам Семен Афанасьевич и накрепко приказал нарядить тебя в эту ферязь. Ведь она, моя красавица, сшита из той самой материи, которую твой нареченный купил тебе в подарок на деньги, пожалованные ему от царя в награду.

Умывшись холодною водою и расчесав шелковистые волосы свои, Елена надела тонкую кисейную сорочку и новую ферязь, поданную няней. Принимая из рук Игнатьевны ферязь, она украдкою от старушки поцеловала ее, так приятен ей был подарок ее милого.

Одев свою питомицу, Игнатьевна подала ей дорогие жемчужные серьги, монисты и зарукавья; но Елена отложила их в сторону и, выпроводив няню из светлицы, снова упала в пышной одежде своей пред иконой заступницы… Она слышала, как раздался звон колоколов, означавший крестный ход к Ивану Великому; слышала, как они возвестили окончание молебна, и вся превратилась в молитву… Но что за огненная струя пробежала в эту минуту по ее телу и ударила в сердце? Какой необъяснимый трепет заставил содрогнуться ее? Распростершись пред образом, Елена сама не может дать отчета в своих чувствах.

Звон колоколов всех церквей дает знать православному миру, что Царь-колокол поднят, и этот звон воодушевляет красавицу. Она восторженно благодарит Всевышнего и бросается в объятия своей няни, трепеща от избытка радости.

– Вдень, няня, скорее мне серьги и подай повязку, я знаю, что он сейчас придет, – вскричала Елена, вырвавшись из объятий старушки и бросаясь к окошку, на котором лежали положенные ею вещи. – Скорей, скорей, няня! Ах, какая ты неповоротливая! – И она тормошила старушку, которая едва успевала исполнять ее приказания.

Нарядившись как под венец, Елена взяла небольшое зеркальце и с улыбкой посмотрелась в него. Она чувствовала, видела, что была красавица, что была в настоящую минуту прелестнее, нежели когда-нибудь.

– Не правда ли, ведь я хороша теперь, и Алексей долго будет любить меня? – весело спросила прелестная девушка свою няню, целуя ее в восторге в глаза и в губы.

– Ах ты, мое ненаглядное солнышко, – вскричала Игнатьевна, посмотрев с любовью на свою питомицу. – Да найдется ли краше тебя во всем Русском царстве, не только здесь, в Москве? Ведь про твою красу, моя жемчужинка, ни в сказке сказать, ни пером описать, кого же и любить, как не такое бесценное сокровище?..

– Ах, няня, – прервала Елена, – да ведь мне и лучше хочется казаться не для себя, а для Алексея!

Прошло, однако же, часа два после колокольного звона, а никто не приходил с площади. Прислонясь к маленькому окошку своему, Елена с нетерпением смотрела через сад на улицу, не завидит ли кого там. Вот показалась вдали какая-то толпа народа, она двигается вперед и, как будто, идет к дому Алексея. Все мысли девушки улетели туда. В толпе показался Семен Афанасьевич и какой-то немец… А между ними, кажется, Алексей… Да, так, они вели под руки ее жениха.

Если бы могла, Елена выпрыгнула бы к нему навстречу, взвилась бы ласточкой, полетела бы приветствовать своего любезного!.. «Только отчего это все как будто печальны? – прошептала Елена в недоумении, пристально всматриваясь в проходившую толпу. – Да и в лице Алексея, мне кажется, что-то странное? Зачем он смотрит все вперед и не взглянет сюда; зачем все вошли в дом к Алексею, а батюшка не ведет его к нам?» И Елена не верит глазам своим.

Через несколько минут Башмаков вышел из дома Алексея, прошел через улицу и отворил дверь светлицы Елены.

Семен Афанасьевич был бледен как полотно; глаза его казались распухшими от слез, но он, улыбаясь, вошел к своей дочери.

– Батюшка! – вскричала Елена, бросившись к нему на шею. – Ведь колокол подняли?

– Подняли, моя ласточка…

– Ах, как я рада, боже мой, я умру от радости! – вскричала девушка, целуя отца и не будучи в состоянии утишить своего восторга.

– Полно, мой дружок, – сказал Семен Афанасьевич с некоторою строгостью, – чему тут радоваться? – И крупная слеза вдруг выкатилась из его глаз; но он незаметно от своей дочери обтер глаза и потом, посмотрев с неудовольствием на платье Елены, прибавил: – Что это ты нарядилась, Леночка, словно на Пасху? Сними с себя все, ведь сегодня не праздник…

– Батюшка! – вскричала Елена, посмотрев с величайшим изумлением прямо в глаза отцу и как будто не веря своим ушам. – Да ведь сюда будет сейчас Артемон Сергеевич, сюда придет Алексей. Не сам ли ты приказывал няне, чтобы я надела эту ферязь?

– Врет она, дура, видно, из ума выжила от старости! Я ничего не говорил. Сними же с себя все, моя ласточка.

Семен Афанасьевич, отвернувшись от дочери, пошел к двери, и слезы в три ручья полились из его глаз, а Елена стояла окаменелая на одном месте, смутно предчувствуя, что сделалось что-то недоброе…