Пьер-Амброзио Курти - Под развалинами Помпеи. Т. 2

Легко себе представить, какие тяжелые чувства овладели помпеянцами. Между заключенными в тюрьмах находились также и молодые люди, принадлежавшие к семействам высших классов общества; их также ожидала постыдная смерть. В городе говорили уже, что через день или через два их поведут в базилику, то есть в суд, а тотчас после суда будет совершена над ними и сама казнь.

Это известие быстро распространилось по городу и повергло в отчаяние многие семейства, несчастью которых сочувствовал весь город. Промышленная и торговая Помпея, оживленная в обыкновенное время и вечером, сделалась грустной и молчаливой: ни на площадях, ни на улицах, ни у дверей жилищ не было видно обычных сходбищ и не слышно было бесед; никто не думал насладиться прохладой, приносимой вечерним ветром с моря или ближайших гор.

Лишь изредка слышались шаги и грубый голос военных дозорщиков, медленно шагавших по немым улицам. Тот, кому приходилось посетить интересные развалины Помпеи, несомненно, заметил новую улицу, идущую по направлению к городским воротам, называвшимися Морскими. Эта улица, устроенная вдоль древней городской стены и проходящая по части города, открытой в 1817-ми последующих за ним годах, выходит на старую улицу, которая круто спускается выходила на окрестную равнину. Недоступная для экипажей, пишет Фиорелли в своем «Описании Помпеи», и вымощенная большими многоугольными камнями из лавы Везувия, эта улица на значительном расстоянии шла, вероятно, между домами, окруженными садами, густые растения которых покрывали склоны находящихся тут холмов. В настоящее время эта сторона города лежит еще под пеплом.

На склоне одного из этих холмов возвышался дом Кая Мунация Фауста, недалеко от ворот, через которые дорога шла к морскому берегу. Ворота, безобразно реставрированные в своем верхнем своде, имели вид арки, под которой проходили два отдельных пути, из которых один, вымощенный каменными плитами, был закрыт двухстворчатой деревянной дверью, а другой, немощеный, был огорожен железной решеткой.

Дом нашего навклера имел со стороны моря ксистус, то есть цветник с тропическими растениями; имея два этажа, он был устроен, подобно прочим домам тогдашней Помпеи, то есть с передней, в которую входили с улицы и которая вела во внутренний дворик, окруженный помещениями для рабов; а в глубине этого дворика внешняя лестница вела в столовую, гостиную и рабочую комнату хозяина. Вдоль этого первого этажа шла галерея, с которой был ход в верхние комнаты, откуда можно было выйти на балкон с видом на море. С задней стороны дома, вблизи домашней купальни, в нижнем помещении находились амбары для склада товаров, с выходом на другую улицу.

В вечер нашего рассказа в дверь задней стороны дома Мунация Фауста, так же запертого и не оживленного, как и остальные дома, постучались.

Но на первый стук никто не отвечал. Когда же стук повторился, послышался хриплый голос привратника, спросившего у стучавшего, кто он такой и чего он хочет в такой поздний час.

– Это я скажу только твоему господину, – отвечал незнакомый голос. – Иди и позови его.

– Отчего ты не постучался в переднюю дверь? Эта дверь для товаров; пойди налево, к первой двери с морской улицы.

– Нет, мне нужно войти в эту дверь; иди же и позови ко мне Кая Мунация Фауста.

Невольнику пришлось повиноваться.

Явился навклер и спросил в свою очередь незнакомца, кто он такой.

– Фабий Максим, – отвечал голос снаружи.

Запоры пали, и дверь отворилась, скрипя на заржавленных петлях.

– Ты?.. Фабий Максим?..

– Да, я; войдем поскорее в комнаты, мне есть о чем поговорить с тобой.

Дверь за ними снова затворилась, и Мунаций Фауст повел неожиданного гостя в таблинум, в свою рабочую комнату.

– Мы одни? – спросил Мунация римлянин.

– Одни.

– Никто не может нас услышать?

– Никто. Подожди, однако.

Выйдя на минуту, Мунаций распорядился, чтобы никто не подходил к таблинуму, и, возвратившись к гостю, сказал ему:

– Теперь говори спокойно.

– Прежде всего, скажи мне, Мунаций, не исчезла ли твоя пламенная любовь к прекрасной вольноотпущеннице Юлии?

– О Фабий, эта любовь никогда не погаснет в моем сердце.

– Теперь настало время, когда ты можешь получить Неволею.

Мунаций Фауст в знак сомнения угрюмо опустил голову. Он слишком долго ждал этой минуты и уже потерял надежду быть счастливым, пока жил Август; да он и не мог надеяться после своего разговора с государем. Однако подняв глаза на Фабия Максима, он спросил его:

– Быть может, устраивается новый заговор?

– Ты отгадал.

Покачав головой, навклер возразил:

– Я знаю, к чему ведут эти заговоры; у меня нет достаточно сил, чтобы бороться против Ливии и цезаря Августа.

– Ты произнес золотые слова, Мунаций, и ты совершенно прав, отрицая заговоры, устраиваемые ветреными головами со слабыми и плохими средствами; но на этот раз речь идет о заговоре другого рода.

– Кто же заговорщики на этот раз?

– Сам цезарь Август!

– Он? Но против кого?

– Выслушай меня.

И тут Фабий Максим стал рассказывать Мунацию подробно о поведении Тиверия после триумфа и все эпизоды, которыми сопровождалась смерть Скрибонии, не скрыв перед Мунацием и разговор Августа с умершей, обещание, данное им ей, – словом, все, что известно уже читателю. Затем Фабий продолжал:

– В день похорон Скрибонии Август, запершись со мной в своей сиракузе, сказал мне:

– О Фабий, ты слышал последние слова Скрибонии.

– Да, – отвечал я, – и твои клятвы.

– Могу ли я изменить им?

– Разумеется, не можешь, – заметил я.

– Следовательно, подумаем о средстве для выполнения их.

После этого он высказал мне свое намерение отправиться на остров Пианоза, к Агриппе Постуму, возвратить его из ссылки и объявить своим наследником.

– Он сын твоей Юлии, – сказал я ему, – и ты усыновил его.

– Но это усыновление, – возразил Август, – уничтожено сенатом.

– Потому что этого ты сам желал; оно будет восстановлено по твоему приказу.

– Каким же образом, – продолжал он, – оправимся мы в Пианозу?

– Разве нет у тебя трирем, либурн, не весь ли флот под твоей командой?

– Нет, если это станет известным, Ливия поднимет небо и землю против меня; Тиверий, пожалуй, возвратится на Родос, а ты ведь знаешь, как привязано к нему войско. Необходимо тайным и частным образом совершить поездку на Пианозу; но к кому обратиться в данном случае?

Он призадумался над этим вопросом и стал советоваться с самим собой; тут вспомнил я о тебе и отвечал:

– Есть один человек, который в данном случае мог бы быть нам полезен, но этого человека, о цезарь, ты оскорбил до глубины души и сделал несчастным.

– Его имя?

– Кай Мунаций Фауст, из Помпеи.