Эдуард Гранстрем - Два героя

Настал вечер. В покоях Монтесумы зажгли благовонные свечи, распространившие свой аромат даже до часовых, находившихся за ковровой дверью. Придворные наперерыв старались облегчить страдания пленного царя. Еще вчера, находясь в плену, он управлял царством своих предков, и ацтеки повиновались приказаниям, исходившим из замка Ахаякатль. Но после резни знатных ацтеков утратил свое влияние. Казалось, подданные его сохранили к нему только любовь и сострадание, в чем Рамузио вскоре лично убедился.

Караул сменили после полуночи.

Рамузио отправился в ближайший двор дворца Ахаякатль. Здесь в полном вооружении лежали солдаты Кортеса, отдыхая после кровопролитного боя, между тем как другие находились на валах и на стенах.

К счастью, ацтеки не имели обыкновения сражаться ночью. Только тут и там показывались иногда толпы врагов с целью потревожить язвительными насмешками и вызовами ночной покой осажденных.

Рамузио отыскал свободное место у костра. При свете вспыхнувшего пламени он узнал своего соседа.

— Виллафана! — воскликнул он обрадовавшись.

— Да, Рамузио, я жив еще,  — возразил тот.  — Сегодня я спас свою жизнь смертью по меньшей мере десяти ацтеков. Не знаю, хватит ли у меня завтра сил для такой борьбы. Если бы я знал, какой прием нам готовили в этом золотом городе, то остерегся бы примкнуть к знаменам Кортеса. Тише! Вот опять один из этих проклятых ацтеков язвит нас. Это наша колыбельная песня. Послушай, как приятно она звучит!

Действительно, на плоской крыше соседнего дома стоял высокий ацтек, потрясавший копьем, и громко посылал угрозы испанцам.

— Переведи нам его речь,  — грубо приказал Виллафана стоявшему вблизи тласкаланскому воину.

— Ведь он шутит,  — ответил последний.  — Я тебе передам его речь в кратких словах: «Наконец-то боги предали вас в наши руки. Бог войны давно ждет жертв, жертвенник готов, ножи наточены, дикие звери рычат во дворце, требуя своей доли, а неверных сынов Тласкалы ждут клетки, в которых их откормят к празднику!»

Союзник умолк, а Виллафана дико захохотал.

— Чего хочет этот Кортес? — воскликнул он.  — Долго ли нам оставаться в этой мышеловке? Не можем же мы перерезать весь город! Эта резня кончится только тогда, когда мы перебьем всех. Итак, вперед, прочь отсюда!

Стоявшие поблизости солдаты единогласно примкнули к мнению Виллафаны.

В эту минуту мимо них проходил полковник Сандоваль, направляясь на валы для проверки часовых.

Солдаты окружили его с громкими криками: «Полковник! Скажите главнокомандующему, чтобы он вывел нас из этого очага смерти! Мы ослабели и голодаем! Мы должны пробиться! Да падет наша кровь на его голову! Мы хотим выйти из этого города! Вон, вон отсюда!»

Сандоваль ответил на эти крики суровыми словами и протискался через взволнованную толпу.

Не только здесь, но и среди других испанских отрядов царило такое отчаянное настроение, и все требовали немедленного выступления из города.

Между тем Кортес также был занят кланом отступления. Но как вывести войско из города? Единственный оставшийся ему путь пролегал по городским дамбам, а на них все мосты были сломаны. Тут пришлось бы в одно и то же время отбиваться от врагов и наводить мосты.

И он чувствовал, что солдаты его не выдержат таких страшных усилий, он сам также ослабел от раны в левой руке, полученной в последнем бою, и не мог владеть щитом.

Несколько недель тому назад, когда испанцы под начальством Альварадо находились в осаде во дворце Ахаякатль, положение их было безвыходное. Но тогда их спас Монтесума, ему удалось успокоить народ.

Теперь Кортес был снова вынужден прибегнуть к этому средству, хотя его гордость сильно противилась этому.

На другой день враги произвели яростный приступ, и Кортес поспешил прибегнуть к помощи Монтесумы.

На следующее утро Рамузио опять стоял на часах перед покоями Монтесумы. У последнего находились патер Ольмедо, Олид и переводчица Марина, они пытались склонить его вступиться за испанцев. Но Монтесума чувствовал себя оскорбленным недавним поведением Кортеса и холодно ответил: «У меня нет никаких дел с Малинче! Я не хочу слышать о нем, я хочу умереть! Чем он ответил мне на мою готовность служить ему!»

Напрасно патер Ольмедо и Олид уговаривали его.

— Все это напрасно! — говорил он.  — Они поверят мне столько же, сколько верят лживым словам и обращениям Малинче. Из этих стен вы не выйдете живыми!

Патер Ольмедо продолжал уговаривать его.

— Устрой нам только свободный выход из города, и мы охотно удалимся. Подумай, ведь этим ты также спасешь жизнь многим тысячам своих подданных!

Марина, со своей стороны, также умоляла положить конец этому бесполезному кровопролитию.

Наконец Монтесума уступил и обещал явиться перед своим народом.

Чтобы придать этому выходу более торжественности, он облачился в царское одеяние. Его белая с синим мантия, тильматли, спадала с плеч широкими складками, придерживаемая великолепной пряжкой. Драгоценные каменья и необыкновенной величины изумруды в золотой оправе украшали его одежду. Ноги его были обуты в золотые башмаки, а чело украшено мексиканской короной капилли, напоминавшей папскую тиару. В таком облачении властелин индейцев поднялся на среднюю башню дворца в сопровождении испанского конвоя и нескольких знатных ацтеков, из которых один нес впереди золотой посох — знак царского достоинства.

Рамузио стоял рядом с Монтесумой со щитом и мечом в руках. С крыши дворца он мог хорошо видеть соседние улицы города.

Повсюду собирались несметные толпы ацтеков, готовившихся к приступу. Их дикие крики заглушались грохотом барабанов и резкими звуками сигнальных рожков.

Вид этого грозного зрелища смутил даже самых храбрых испанцев.

Индейцы скоро заметили появление своего повелителя на башне, и грозная картина перед дворцом мгновенно изменилась. Все смолкло, на улицах и на плоских крышах соседних домов наступила мертвая тишина.

Испанцы вздохнули свободнее, когда заметили, что Монтесума не совсем утратил значения в глазах своего народа, потому что при появлении его часть народа распростерлась на земле, а другая — преклонила колени.

При виде этого Монтесума с большой самоуверенностью поднял свой золотой посох и произнес громким внятным голосом следующую речь: «Зачем я вижу народ мой с оружием в руках перед дворцом моих предков? Или вы собрались для того, чтобы освободить своего царя из плена? Если так, то вы поступили хорошо. Но вы ошибаетесь. Я не в плену. Чужестранцы — мои гости. Я остаюсь с ними по доброй воле и могу уйти, когда мне вздумается. Или вы явились затем, чтобы изгнать их из города? Это излишне: они уйдут по своей воле, если вы очистите им дорогу. Итак, разойдитесь по домам, сложите ваше оружие, окажите мне должное повиновение. Эти белые люди вернутся на свою родину, и в стенах Теночтитлана снова настанет старое хорошее время!»