Эдуард Гранстрем - Два героя

— Когда же ты намерен отправить Авилу?

— Когда я смогу послать королю донесение, что постройка судов окончена и что я двинулся на Теночтитлан. Когда в Испании узнают, что мы собираемся брать столицу приступом, то убедятся, что мы не разбиты, и клевета наших врагов не повредит нам. Впрочем, ведь Авила явится не с пустыми руками. Столько золота и драгоценных камней никто еще не посылал из этих земель в Кастилию. Я уверен, что Авила отдаст все золото королю, потому что возвращается в Испанию счастливым наследником, насколько я знаю этого человека, Сандоваль, наш храбрый Авила не вернется в Мексику. Он предпочтет блистать грандом при дворе и уже поэтому не станет умалять славы наших подвигов. Он не взял бы на себя роли посла побежденного Кортеса, а скорее будет хвастать, что послан победоносным начальником. Он поступит так уже потому, что обеспечит за собой частицу благодарности короля.

— Теперь я понимаю, почему твой выбор пал на строптивого Авилу. Ты совершенно прав.

Правда, с отъездом Авилы Альварадо потеряет друга,  — продолжал Кортес.  — Но ты должен заменить ему Авилу, потому что я нуждаюсь в «Солнце» ацтеков и, как тебе известно, ценю мужество Альварадо столь же высоко, как и твое. Он все еще сердится на меня за то, что я назвал его сумасшедшим, в Теночтитлане он действительно вел себя так. Но между нами должны царить единодушие и дружба, если мы вторично хотим овладеть столицей ацтеков. Я рассчитываю на тебя.

На дворе прогремел первый выстрел, призывающий Рамузио. Вслед затем явился Лопес, смущенный и недовольный.

— Ну что, Лопес, готов ли отряд выступить на поиски?

— Да, начальник,  — ответил Лопес,  — индейцы готовы, но мне не удалось набрать пятерых охотников из испанцев. Только мой верный курьер Виллафана изъявил согласие, а остальные не хотят и слышать об этих ночных поисках.

Лопес опасался, что Кортес вспыхнет от негодования при виде такого отсутствия товарищества среди подчиненного ему отряда и осыплет его как местного начальника упреками, но он ошибся. Кортес, напротив, выслушал его с веселой улыбкой и бросил на Сандоваля многозначительный взгляд.

— Бедный Рамузио,  — сказал Кортес,  — он не пользуется любовью товарищей, но он испанец. Скажите нашим солдатам, Лопес, что Кортес дал клятву не покидать в беде ни одного испанца и что он отправляется в лес искать заблудившегося, которого, быть может, постигло несчастье. Сандоваль,  — обратился он к своему другу,  — одолжи мне свою собаку Гектора, у нее прекрасное чутье.

— С удовольствием,  — ответил Сандоваль,  — но у меня также есть к тебе просьба: позволь мне идти с тобой. Я не хочу сидеть сложа руки, когда Кортес работает.

— Прекрасно, товарищ! — воскликнул Кортес.  — Я с удовольствием принимаю твое предложение и уверен, что мы найдем Рамузио. Но вы, Лопес, достаньте нам какую-нибудь вещь Рамузио, лучше всего старые чулки или сапоги. В Тласкале вас всех щедро наделили индейскими сапогами: на каждого солдата пришлось по две пары запасных.

— Будет исполнено! — ответил Лопес и быстро вышел из комнаты.

— Они знают, где он скрывается, и потому не считают нужным искать его,  — заметил Сандоваль.

— Ты ошибаешься! — возразил Кортес.  — Я почти уверен, что этот юноша не имеет ничего общего с заговорщиками.

Они вышли. Индейцы стояли в полном сборе с факелами, и к ним теперь примкнул также весь испанский гарнизон.

— Если Кортес идет, мы следуем за ним! — раздались со всех сторон крики навстречу главнокомандующему.

— Если бы то был кто-либо другой, то мы и раньше не задумались бы идти! — говорили другие.

— Но это севильский вор!

— Это негодяй, на совести которого лежит смерть отца!

— Ого, Лопес,  — обратился Кортес к корабельному инженеру,  — неужели Рамузио здесь, в лагере, пользуется такой дурной славой? Вы ничего не сказали мне об этом.

Лопес подошел к Кортесу и рассказал ему все то, что Виллафана в этот день передал самому Рамузио.

— Прошлое Рамузио стало известным в лагере только за несколько минут перед тем,  — закончил он свой доклад.  — Эту весть распустил Торрибио из Севильи, он ручается за их справедливость.

Кортес задумался. Если бы стал доискиваться, какие причины заставили его воинов покинуть отечество и искать счастья в Новом Свете, то, по всей вероятности, среди его войска нашлось бы множество более преступных, чем Рамузио.

Во время рассказа Кортес надвинул свой шлем глубоко на глаза и украдкой следил за Виллафаной, который не спускал с него глаз и с видимым напряжением ждал, какое впечатление произведет этот рассказ на главнокомандующего.

— Этого я не знал,  — сказал Кортес, пристально глядя на Виллафану.  — Может быть, этот человек и не стоит того, чтобы мы шли его искать. Как ты думаешь, Сандоваль?

Глаза Виллафаны сверкнули радостью, но затем после ответа Сандоваля полные ожидания снова остановились на Кортесе.

— Он испанец,  — сказал Сандоваль,  — и в чем бы он не был виновен, все-таки он наш товарищ, которому мы поклялись помогать в нужде и опасности.

— Верно, Сандоваль! — воскликнул Кортес.  — Мы сдержим свое слово. Итак, вперед!

Кортес едва заметно улыбнулся, увидев, что на лице Виллафаны выразилось полнейшее разочарование.

При команде «вперед!» испанцы построились, чтобы следовать за военачальником, но последний остановил их движением руки.

— Я вызывал только охотников,  — сказал он,  — останьтесь! Я иду лишь с Сандовалем, Виллафаной и индейцами.

Ропот недовольства пробежал среди испанцев; прибывшие с Кортесом всадники громко заявляли, что начальник не должен подвергать себя опасности, отправляясь ночью в лес с таким слабым отрядом.

Но Кортес не изменил своего решения.

Проводником отряда был, собственно, Сандоваль, шедший впереди со своей собакой. Из-за гор выглянула луна, и это значительно облегчило движение отряда. Собака скоро напала на след и направилась в лес, то поднимаясь на горы, то спускаясь с них. Сначала отряд шел молча, и только по временам раздавались крики шедших впереди, предостерегавшие товарищей. Наконец отряд достиг обрыва, скаты которого покрыты были густым кустарником. Идти дальше становилось опасным.

— Что могло привести его в такую непроходимую глушь? — спросил Кортес.

Все молчали.

— Разве он в последнее время был таким мечтателем? — спросил Сандоваль Виллафану.

— Даже более чем прежде,  — ответил тот.

— В таком случае весьма вероятно, что он свалился здесь. Осторожнее, Кортес! Спуск становится круче. Осторожно! Стой! Стой! — закричал Сандоваль.  — Дальше идти нельзя — тут обрыв, и Гектор вернулся назад. Здесь след прерывается. Нет сомнения, что он оборвался на этом месте. Слишком темно: внизу нельзя ничего разглядеть. Рамузио! Рамузио! — крикнул он громко.