Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 1.

Я вскрикнул от боли, и он осуждающе зацокал языком.

– Не стоит ругаться, – говорит. – Богохульники не попадут на небо, когда придет их смертный час. Да и переживать не о чем – это всего лишь царапина: пара швов – и будете как новенький.

– Это агония! – застонал я. – Я истекаю кровью!

– Ничего подобного. Да и кстати сказать, такому дюжему парню небольшое кровопускание не повредит. Не распускайте нюни. Вот, когда я заработал это, – его пальцы коснулись шрама на щеке, – то даже не пискнул. Подтверди, Стюарт?

– Ага, – кивает светловолосый. – Ревел, как буйвол, и звал мамочку.

– Ни слова правды, а, Пейтинги?

Рыжебородый араб сплюнул.

– Тебе нр-равится боль, – говорит он с сильным шотландским акцентом. – Ты собирраешься оставить этого человека лежать тут всю ночь?

– Надо показать его Макензи, Джей Би, – заявляет светловолосый. – Вид у него неважнецкий.

– Шок, – говорит мой врачующий ангел, перевязывая мое плечо платком под аккомпанемент моих жалобных стонов. – Но вы правы. Мак зашьет его, и наутро он будет готов встретиться лицом к лицу с двумя десятками топорщиков. Не так ли, приятель? – этот чокнутый подмигнул мне и потрепал по волосам. – Кстати, он преследовал вас в одиночку? Как вижу, он из «Черных лиц», они обычно охотятся шайками.

В промежутках между стонами я поведал ему, что мой паланкин атаковали четверо – про мадам Саббу я умолчал, – и он, перестав улыбаться, нахмурился.

– Трусливые, подлые у-ки! – восклицает он. – Даже не знаю, куда смотрит полиция? Предоставьте это мне, и я за две недели вышвырну этих мерзавцев из города! – У него был вид человека, вполне способного это сделать. – Все это отвратительно. Но вам повезло, что мы оказались поблизости. Идти сможете? Эй, Стюарт, помоги ему. Ну вот, – продолжает этот бессердечный скот, когда меня подняли на ноги, – вам ведь уже лучше? Я же говорил!

В любое другое время я высказал бы ему все, что о нем думаю, ибо больше всего на свете ненавижу этих самовлюбленных, заботливых, мускулистых христиан, которые так и норовят облегчить твои страдания именно в тот момент, когда тебе больше всего хочется лежать и стенать. Но плечо слишком болело, да и кроме того, ему с его причудливой шайкой из дикарей и матросов я был явно обязан спасением своей филейной части, так что мне не оставалось ничего иного, как пробормотать как можно вежливее слова благодарности. Джей Би рассмеялся, ответив, что это все пустяки, не стоит беспокойства, и предложил отправить меня домой в паланкине. Пока несколько человек побежали за транспортом, он с прочими, прислонив меня к стене, принялся обсуждать, как поступить с убитым китайцем.

Любопытный это был разговор, надо заметить. Кто-то вполне резонно предложил погрузить его на тележку и сдать в полицию, но светловолосый, Стюарт, покачал головой и заявил, что им надо оставить его здесь и написать во «Фри-пресс» жалобу на мусор, валяющийся на улицах. Араб, которого звали Пейтинги Али – обладатель совершенно неуместного шотландского акцента, высказался за христианское погребение, а зловещий маленький туземец Джинго, ожесточенно жестикулируя и топая ногами, явно давал понять, что желает отрезать трупу голову и захватить ее с собой.

– Не годится, – говорит Стюарт. – Ты не сможешь обработать ее, пока мы не доберемся до Кучинга, а она протухнет задолго до этого.

– Я не допущу таких вещей, – заявляет их вожак, которого называли Джей Би. – Отрезание голов – варварский обычай, и я решительно против него. Но заметьте, – добавляет он, – с точки зрения Джинго, его требования выглядят гораздо весомее ваших – голова принадлежит ему, раз именно он убил того малого. Ага, вот и Кримбл с паланкином. Залезайте, приятель.

Слушая их, я задавал себе вопрос: может, у меня бред, вызванный раной? Если же нет, то я связался с шайкой безумцев. Но мне было слишком плохо, чтобы переживать об этом: я позволил усадить себя в паланкин и лежал там в полубесчувственном состоянии, пока они спорили, где можно застать Макензи – доктора, надо полагать, – в такое время ночи. Похоже, никто не знал, где он, и тут кто-то говорит, что тот собирался поиграть в шахматы с Вампоа. Моя голова работала достаточно, чтобы вспомнить имя, и я прохрипел, что дом Вампоа мне вполне подойдет: мысль, что какая-нибудь из его очаровательных китаяночек может выступить в роли моей сиделки, взбодрила меня даже в таком состоянии.

– Так вы знакомы с Вампоа? – говорит Джей Би. – Ну вот и прекрасно. Вперед, Стюарт. Кстати, – продолжает он, пока мой паланкин поднимали, – меня зовут Брук – Джеймс Брук. [805] А еще называют Джей Би. – А вас?

Я сказал ему, и даже в своем тяжком состоянии был польщен, увидев, как синие глаза распахнулись от удивления.

– Неужели тот самый парень из Афганистана? Ну и ну, чтоб мне провалиться! О, как бы я хотел быть с вами там, два года назад! И подумать только, не проходи мы мимо, вас бы…

От боли и усталости голова моя пошла кругом, и больше я ничего не слышал. Помню только трясущийся паланкин и то, как провожатые мои распевали:

Потом я, должно быть, потерял сознание, потому что первое, что помню, – это удушливый аромат аммиака под носом, а открыв глаза, вижу, что сижу в кресле, в ярко освещенном холле дома Вампоа. Сюртук и сорочку с меня сняли, и какой-то дородный чернобородый субъект заставляет меня дергаться и стонать, прикладывая к ране горячий тампон. Ага, рядом с ним стоит одна из тех красоток с миндалевидными глазами, держа в руках котелок с кипящей водой. Она была единственным приятным зрелищем во всей комнате, поскольку, приглядевшись к свету, ярко бликующему от серебра, нефрита и слоновой кости, я увидел, что лица окружающих меня мужчин серьезны, хмуры и неподвижны, как у статуй.

В середине стоял Вампоа собственной персоной, невозмутимый, как всегда, и в своем обычном черном шелковом платье. Рядом был Качик Мозес, с блестящей лысиной и выражением печали на доброй еврейской физиономии. Брук теперь не улыбался – челюсть словно окаменела, губы плотно сжались, а на лице стоявшего рядом Стюарта читались ужас и боль. «Какого ч-та они на меня так пялятся, – думаю. – Неужели я настолько плох?» Потом заговорил Вампоа, и я услышал такое, по сравнению с чем переживания ночи и боль от раны показались сущей ерундой. Ему дважды пришлось повторить сказанное, прежде чем смысл его дошел до меня; потом же я мог только с ужасом и недоверием глазеть на него.

– Ваша прекрасная супруга, леди Элспет, исчезла. Человек по имени Соломон Аслам похитил ее. «Королева Сулу» вышла сегодня вечером из Сингапура, и никто не знает куда.