Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 1.

– Ну будет, старушка, – говорю. – Не глупи. Что подумают их высочества, видя, как ты распускаешь нюни? Выше нос – тебе повезло гораздо больше, чем некоторым, поверь мне.

– Знаю. Я такая дурочка, – шмыгая носом, отвечает она, и когда принц с принцессой уходили, уже сияла улыбкой, нежно целуя меня на прощание.

Когда мы вернулись во дворец, я заметил Лаборду, что моя жена, видимо, пребывает в счастливом неведении насчет моих затруднительных обстоятельств. Тот уставился на меня.

– А разве это не к лучшему? Она может стать большой угрозой для вас – причем обоих. Чем меньше ей известно, тем лучше.

– Но Б-же мой, дружище! Ведь рано или поздно все выйдет наружу! И что потом: когда она узнает, что мы с ней рабы в этой ужасной стране и нет надежды на спасение отсюда, а? – Я ухватил его за руку. Свои седаны мы оставили у входа в мои апартаменты, с тыловой стороны дворца; Фанкануникака вышел у главных ворот. – Небесами молю, Лаборд: ну должен же быть какой-то выход?! Не могу же я до конца жизни муштровать ниггеров и ублажать эту черномазую шлюху…

– Если не научитесь держать себя в руках, долго ждать конца жизни вам не придется! – фыркает Лаборд, высвобождая руку. Он опасливо огляделся, потом глубоко вздохнул. – Поймите, я сделаю, что смогу. Пока же соблюдайте осторожность. Мне неизвестно, как обернутся дела. Но принцу вы сегодня понравились, а это уже кое-что. Посмотрим. Теперь мне пора. И не забывайте: будьте начеку, выполняйте свои обязанности, никому ни слова. Кто знает?.. – Француз замялся, потом коротко хлопнул меня по плечу. – Быть может, в один прекрасный день мы с вами еще попьем cafe au lait [885] на Елисейских Полях? A bientôt .

И был таков, предоставив мне оторопело глядеть ему вслед. Но нечто шевельнулось внутри меня – нечто, чего я не чувствовал уже многие месяцы: надежда.

Но надежда протянула недолго – так всегда бывает. Услышишь какую-нибудь новость, сплетню или загадочную фразу типа той, что обронил Лаборд, – и воспаришь на крыльях оптимизма. Но ничего не происходит, и ты начинаешь падать духом – сначала постепенно, потом все быстрее, все ниже и ниже, пока не ловишь себя на мысли, что не замечаешь, как летит вокруг тебя время. Я рад, что не принадлежу к тем хладнокровным натурам, которые умеют трезво оценивать шансы, поскольку, рассмотрев свое положение на Мадагаскаре с позиций логики, мне оставалось только пустить себе пулю в лоб. А так, метаясь из жара в холод, я сумел пережить эти месяцы.

Да, прошли месяцы – целых шесть, хотя, вспоминая о них сейчас, мне кажется, что пролетело лишь несколько недель. Память способна цепко удерживать ужасные события, но сливает в единое смутное пятно однообразные, тягостные мучения, особенно если помочь ей доброй порцией крепких напитков. Отличная анисовая водка у них на Мадагаскаре, и я хлестал ее, как деревенский пастор, так что в промежутках между сном и пьяным ступором у меня оставалось совсем немного времени на рассуждения.

Как уже говорилось, при нужде человек способен смириться со многим, поэтому я муштровал своих солдат, обслуживал по вызову королеву, расширял круг знакомств среди военной аристократии, обихаживал мистера Фанкануникаку – короче, делал все, что могло дать со временем свои всходы – если, конечно… Нет, нет, оно наступит, обязательно наступит! Ибо, хотя рабство мое на Мадагаскаре постепенно начинало казаться бесконечным и даже естественным, иногда – когда королеве приходила в голову какая-нибудь новая особо извращенная жестокость или когда становилось невмоготу выдерживать запахи ароматического дыма и пыли, – мне не оставалось ничего иного, как, стоя на плацу под Антаном, устремлять взор к далеким горам и яростно твердить себе, что где-то на земле все еще существует «Лордс», где Феликс подает свои медленные, зрители на трибунах хлопают в ладоши, а грачи на деревьях – крыльями; где-то есть зеленеющие поля, моросит английский дождь, пасторы читают проповеди, крестьяне пашут, дети играют, хамы сквернословят, девушки молятся, сквайры напиваются, шлюхи распутничают, «ищейки» рыщут – там мой дом, и должен быть какой-то способ вернуться туда!

Так что я держал ухо востро и выяснил:

…что Тамитаве – хотя с караваном невольников путь у нас занял не один день – находится не далее чем в ста сорока милях от Антана;

…что в этот порт дважды в месяц захотят иностранные корабли;

…что Фанкануникака, чье ведомство я частенько посещал, получает известия о них.

«Самсон» из Тулона, «Кулебра» из Гаваны, «Александр Гамильтон» из Нью-Йорка, «Мэри Питерс» из Мадраса… Я читал эти названия, и сердце замирало в груди. Они только встают на якорь на рейде, чтобы выгрузить и забрать товары, но если мне удастся улизнуть из Антана с таким расчетом, чтобы оказаться в Тамитаве как раз тогда, когда корабль там… Доплыл до берега, значит, и до судна доплыву, и пусть тогда попробуют снова заполучить меня на свой трек-тый остров! Но как добраться до Тамитаве, опередив погоню? В армии имелись лошади – жалкие клячи, конечно, но годятся. На одной еду, три в заводе… Б-же, а Элспет?! Надо забрать ее с собой… А надо ли? Если только сбежать и вернуться за ней с армией? Юпитер, Брук будет прыгать до небес при возможности пойти в крестовый поход против Ранавалуны – если Брук еще жив, конечно. Нет, еще одной кампании с ним я не вынесу… ч-ва Элспет! И мысли мои пускались вскачь, только чтобы вернуться опять в душный и пыльный Антан, к череде жалких будней.

Впрочем, не все было так мрачно. Армейская работа мне нравилась, и я с удовольствием гонял свои войска на маневры, учил их одновременным поворотам, парадному маршу и так далее; свел близкое знакомство с важными ребятами типа Ракухадзы, которые все более относились ко мне, как к ровне, даже приглашали к себе в гости – тоже мне, мартышки-покровители! Фанкануникака смотрел на это все одобрительно.

– Отлично проводить время, а? Обеды, развлечения, выпивка хоть залейся; высший общество, «как поживаете», «рад видеть» и все такое? Видеть вас с граф Ракухадза, барон Андрияма, канцлер Вавалана и другими сливками. Не спускать глаз с Ваваланы, однако – подлый пес – чуть что – шу-шу-шу королеве. Так что смотреть в оба этот гадкий негодяй Вавалана: ему ненавидеть старину Фанкануникака, ненавидеть вы тоже, ревновать, что вы седлать королева, устраивать ей счастливый бум-бум, может, даже мальчишку сделать, кто знает? Вавалана не нравится это, очернять вас как может. Следить за ним, говорю вам. Тем время ублажать королева, люблю не могу, она в восторг, не так разве, ха-ха?

И маленький мерзавец принимался теребить свой нос и гнусно хихикать. В отличие от него, я не был уверен, поскольку с течением времени Ранавалуна все реже стала требовать меня, и хотя, с одной стороны, это было здорово – поначалу, когда долг перед королевой чуть ли не каждый день призывал меня во дворец, я уставал так, что руки поднять не мог, – то с другой вызывало опасения. Неужели она устала от меня? Мысль была ужасна, хотя я успокаивал себя тем, что ей, похоже, мое общество по душе, как и раньше; она даже начала разговаривать со мной.