Вячеслав Софронов - Непоборимый Мирович

«Двум смертям не бывать, одной не миновать», – непременно добавлял кто-нибудь.

А дальше уже шли самые разные мнения на этот счет: и про грехи людские, и про судьбу неминучую, и о воле Божией, но все сходились в одном – смерть просто так прийти не может, а уж коль пожалует, от нее не спрячешься.

Мирович, слушая эти разномастные солдатские высказывания, переводил их смысл на себя и убеждался, что они во многом совпадают с его собственными представлениями о жизни и смерти, неразрывно связанными меж собой. И от этого ему становилось легче душой и сердцем среди опытных ветеранов, прошедших через добрый десяток таких сражений, потому как они знали о смерти во сто крат больше его, но вроде как ничуть ее не боялись.

«Если они идут навстречу смерти с улыбкой и чуть ли не с радостью на лицах, то, может, она не так страшна? Или они просто устали думать о ней? Может, и лучше будет сразу покончить все счеты, связывающие тебя с земным нищенским существованием, и отправиться в иной мир, где не будет грустных мыслей о дне завтрашнем, борьбы за кусок хлеба, откроются райские кущи и ты, подобно ангелам, будешь парить в поднебесье?» – думал он.

Но почему-то, несмотря на все жизненные обиды и лишения, не хотелось покидать земную твердь, куда неминуемо опустят твое тело. Он не мог представить, как, воплотившись в бестелесную душу, останется без рук, ног и всего прочего телесного естества и никогда уже не поцелует девушку, не возьмет в руки поднесенный ею букетик, не выпьет с друзьями чарку вина. Он просто еще не пресытился привычными земными радостями, пусть выпадающими нечасто, но столь долго ожидаемыми и такими притягательными.

«Нет, не пожил я еще, – думал он про себя. – Не должен Господь призвать на небо, рано мне туда. Есть и тут кое-какие дела…» – так он мысленно определил, что рано ему умирать, искренне надеясь, что и Господь разделяет его мысли на этот счет. Но что за дела ждут его на земле, того он не знал и знать не мог, а потому просто решил, что не время перед боем размышлять о будущем, когда впереди, за лесом, его ждала пугающая неизвестность.

…Лесная дорога, достигнув наивысшей точки подъема, начала постепенно скатываться вниз. Желто-коричневые стволы сосен стали расти пореже, стоя друг от друга на несколько саженей. Все пространство меж ними было покрыто выпавшими из крон деревьев иглами хвои и густо разбросанными ощетинившимися, словно небольшие ежики, лежащими там и сям сосновыми шишками.

Неожиданно в воздухе раздался какой-то хлопок, долетевший, судя по всему, откуда-то из-за леса. Потом еще и еще несколько таких же дальних хлопаний долетело до батальона Сибирского полка, и солдаты с опаской закрутили головами, начали привставать на цыпочки, чтобы рассмотреть, что происходит впереди.

Опытный Фока, а вслед за ним и Федор Пермяк повернули в сторону странных звуков головы и слушали со вниманием, чуть полуоткрыв рот.

– Стреляют, верно, – наконец произнес негромко Фока.

И тут же по рядам прокатилось волной одно и то же слово: «Стреляют, стреляют, стреляют…»

Мирович и сам догадался, что слышны выстрелы. И, судя по дальности, скорее всего неприятельские. И стал соображать, что делать его капральству: то ли мчаться вперед на выстрелы с мушкетами на изготовку, то ли рассыпаться строем и ожидать атаки противника. Но без приказа сверху он не мог ничего сделать, а поручик Алексей Трусов, как назло, затерялся где-то среди идущих впереди рядов, и получить от него хоть какое-то распоряжение было невозможно. А потому оставалось одно – ждать, когда поступит команда.

Все заметили, что движение их начало замедляться, отчего задние ряды упирались в спины передних, а те подталкивали следующие, идущие перед ними. В конце концов движение замерло совсем; передние ряды встали, идущие сзади налетели на впереди идущих, ряды сгрудились, на момент замерли на одном месте, а потом, теснимые далеко отстоящими от них, не сбавившими вовремя ход задними шеренгами, начали смешиваться меж собой. И уже нельзя было разобрать, кто за кем и где стоял, отличить один ряд от другого, настолько плотной оказалась солдатская толпа, сжимавшаяся к центру, норовя опрокинуть крайние ряды. Несколько человек уже отбежали в сторону и не спешили возвращаться обратно, кто-то потерял шляпу и теперь пытался ее найти на земле в общей сутолоке. И лишь ряд, где находились Фома с Федором Пермяком, стоял, словно вросшие в землю вековые сосны, переплетя меж собой и остальными товарищами руки, выставив назад мушкетные приклады. Между ними и задними рядами образовалось небольшое пространство, куда никто не смел сунуться, и тут Мирович, сообразив, что если он прямо сейчас не разведет столкнувшихся солдат, то потом сделать это будет очень трудно, практически безнадежно.

– Слушать мою команду! – зычно крикнул он поверх голов, и голоса многих споривших и бранившихся людей начали потихоньку угасать, а потом и вовсе стало тихо, и лишь с той стороны, где находилась голова колонны, долетали частые хлопки выстрелов, к которым уже привыкли и перестали обращать на них внимание.

– Начать новое построение в две шеренги от сих до сих! – и он показал правой рукой на ряд Фомы и Федора, а потом сделал несколько шагов назад, мимо столпившихся и разрушивших тем самым общее построение солдат, и отделил левой рукой пространство до еще не сбившегося ряда, стоявшего хоть и недостаточно ровно, но все же позволительно для такой ситуации.

– Становись по пять человек в ряд друг за другом, – отдал он новый приказ, и солдаты начали двигаться, искать недавно оставленное ими место, своих соседей по рядам и постепенно разобрались и даже построились строго в затылок друг другу.

– Вольно, – скомандовал он. – Стоять на месте, рядов не нарушать, а я узнаю, что там впереди случилось. Кто покинет строй, отдам под суд! – закончил он такими словами свою команду и двинулся вдоль колонны вперед, надеясь найти там поручика Трусова, а повезет, то и капитана Лагарпа, который уж наверняка знает, что следует предпринять в подобной ситуации.

Живая солдатская масса, словно тело могучей змеи, заняла почти версту лесной дороги. Начало ее, судя по всему, оказалось вне лесного массива, откуда и слышались прерывистые хлопки выстрелов. Офицеров их батальона нигде не было видно, и лишь у обочины дороги Мирович наткнулся на таких же, как он, капралов, с нетерпением посматривающих по сторонам.

– Что слышно, когда дальше пойдем? – спросил он у одного из них. – Мои чуть друг дружку не потоптали…

– Мои то же самое, словно бараны на новые ворота прут! – отвечал тот. – Начальство вперед подалось. Совещаются, видать.

В это время стрельба стала гуще, и несколько пуль со свистом ударили в стволы деревьев, отчего задрожали их ветви. Одновременно со стороны леса ударили выстрелы нескольких пушек, и послышалось зловещее жужжание улетевших вдаль ядер. Мирович увидел, что навстречу ему скорым шагом идут офицеры их батальона, о чем-то жарко споря меж собой. Когда они подошли вплотную, хотел было обратиться к капитану Лагарпу, но тот прошел мимо, даже не обратив на него внимания. Тогда Василий пошел вслед за ними и, нагнав подпоручика Лаврентия Желонина, осторожно спросил: