Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Через несколько минут они снова были в седлах и неслись по полого-волнистым, многомильным лугам, где путь им указывал лишь следующий склон, да рощицы, разбросанные там и сям словно неподвижные корабли в океане лунного света. Они скакали долго и быстро, отдыхали и снова скакали.

К утру они были на краю высокого уступа. Здесь плато круто обрывалось и двумя тысячами футов ниже, за несколькими милями размытых холмов, вразвалку переходило в низинный тропический лес. Там, куда ни кинь, расстилалось серое облако, из которого там и сям торчали окутанные траурным туманом пальмы. В трех днях пути через эту заплетеную орхидеями влажную пучину лежала фактория Гальего.

Хуан показал цепочку низких холмов на горизонте - она уже начинала золотиться в рассветных лучах, когда все остальное еще лежало во мраке запустения. Там-то, сказал Хуан, и укрылся брат Франсуа. До этих холмов по караванной тропе в факторию Гальего скакать часов десять. Антони понял, что по дороге в горы проехал совсем близко, и у него защемило сердце. "Если бы он знал... если бы увиделся с братом Франсуа тогда! Теперь может быть поздно".

Ему мерещилось, что лес укоряет его на разные голоса. Он отвернулся с тяжелым сердцем; его мучили дурные предчувствия. Далекие холмы были темны, как Голгофа. Однако предаваться сейчас угрызениям совести было бы недопустимой роскошью. Надо скакать вперед. Только бы опередить Мномбиби и его соплеменников. Если бы успеть - тогда все обойдется.

На краю уступа они сделали короткий привал: нужно было дать лошадям отдохнуть и пощипать сочной луговой травы, прежде чем нырять в лиственный залив. Между ними и океаном был только темный лес, сторона, в которой Антони себя утратил. Душа его влеклась к морю, которое лежало за лесом, к просторам, где под ясными звездами идут корабли. На одном из них он может покинуть Африку.

Но сумеет ли? Найдет ли силы?

Найдет ли силы, спася брата Франсуа, раз и навсегда порвать с факторией? Нелета, ухоженная плантация, сам распорядок жизни, созданный четырьмя годами упорного труда - все взывало к нему. На вершине обрыва, прежде чем вновь углубится в лес, он ворочался в одеяле и думал. Что станется с привидевшимся в горах сном, когда он вновь очутится в объятиях Нелеты, в замке, который сам для себя выстроил? Он был силен сейчас, силен, как никогда, в жилах его пылал огонь.

Как только первый утренний жар начал заливать возвышенность и лес внизу обратился в тысячи дымков, они встали, заседлали коней и ринулись вниз, в голые, глинистые предгорья. Через час лес сомкнулся над ними.

Узкая караванная тропа, навсегда затерянная в дрожащем полусвете, вела все дальше и дальше. Она извивалась и петляла меж топей, сворачивала к грязным бродам через черные, сонные протоки. Ни ветерка в пальмовых кронах над головой. Вечная тишь, бессмертный сумрак первозданного леса и отупляющая жара. То и дело приходилось спешиваться и рубить преградившие дорогу лианы. Дорога шла по чуть более возвышенным участкам леса между огромными непролазными болотами. Даже такая плохая, это была одна из лучших дорог в прибрежной части Африки. По ней могли идти лошади, правда, с риском быть закусанными насмерть - столько здесь было насекомых.

Около полудня они остановились на лесной поляне - бессмысленном раю орхидей и лиан, выросших на кострищах от местных хижин. Здесь они впервые услышали барабаны. Далеко-далеко, скорее дрожание листьев, чем звук. Услышав, Антони и сам задрожал, как лист.

Теперь он еще безжалостнее гнал людей и коней. Дорога опять шла немного вниз. Часа в три Хуан указал развилку, которую без его подсказки они бы наверняка проехали. Они свернули. Скоро дорога пошла вверх - видимо, взбиралась на те холмы, которые они видели на рассвете. Вскоре лошади снова смогли перейти на рысь. Они скакали, часто останавливаясь и прислушиваясь. Антони выслал вперед разведчиков.

Они въехали в череду открытых полян. Прямо из черной вулканической породы били родники. Здесь, по словам фулахов, начинался один из главных притоков Рио-Понго. Они, по-прежнему следуя указаниям Хуана, круто свернули направо, в открытую, чашеообразную долину. Над сожженными туземными хижинами в дальнем конце долины еще дрожал раскаленный воздух, последние струйки дыма ползли к полуденному солнцу.

Они опоздали.

Антони сидел на лошади, окаменев. Он страшными словами ругал себя и свою удачу. Там и сям в траве поблескивали чернокожие тела. Несколько стервятников, хлопая крыльями, поднялись вверх. Деловито гудели мухи. Мномбиби и его люди побывали здесь сегодня утром. Барабаны, которые слышал Антони, звучали после набега - по пути домой. Большую часть жителей они наверняка угнали.

"И этот дьявол Мномбиби был в его комнате с Нелетой!" Он заскрипел зубами.

Но брат Франсуа, брат Франсуа, где же он?

Кто-то отчаянно закричал и указал пальцем.

На фоне черного обрыва футах в ста дальше Антони увидел белое тело. Оно как бы висело в воздухе. Оно не шевелилось. Антони похолодел.

Он соскользнул с лошади, которая уже принялась щипать траву, и в смертельном страхе побрел вперед. Он искал глазами веревку. Руки у тела были раскинуты и застыли. В тени уступа, на фоне черного камня, Антони сперва не различил черных досок креста. Вдруг они словно выступили вперед, чтобы навсегда запечатлеться в его мозгу - они и висящий на них человек.

Крест стоял перед небольшой пещерой, которую брат Франсуа, похоже, приспособил под церковь. Антони подбежал и упал у подножия ничком. Он рыдал так, что бежавший за ним следом пес припал к земле и завыл, боясь подойти ближе.

Спустя какое-то время человек на земле затих.

"Почему такое должно было случиться со мной? Я этого не вынесу. Теперь я точно погиб. Я уже в аду. Хоть бы только оказалось, что время уже прошло. Чтобы сейчас стал год с этой минуты, сейчас же!" Он силился молиться.

"Отче!" - сказал он и поднял глаза.

В нагом теле не было ничего от утешительной условности скульптурных распятий. Оно обвисло на руках, привязанных к перекладине креста полосками сыромятной кожи. Ремни эти стянулись под дневным солнцем, которое теперь медленно садилось, поблескивая на выбритой тонзуре. Темные спутанные волосы падали на лицо, словно обгорелый занавес. В руки и ноги были воткнуты длинные шипы от акации, из которых медленно капало на черные камни. Тень обрыва подползала к груде камней, в которой был установлен крест. Стало прохладнее.

Человек на кресте задрожал и открыл глаза.

"Я."

"Ныне же будешь со мной в раю..."

"Я?"

Нет, еще нет! Еще нестерпимая земля. Руки, ноги, огонь!

"A moi!" - вскричал он, поднимая голову. Она снова упала, и он поглядел вниз через спутанные волосы.

Он услышал внизу голоса. Он видел. Потом он вспомнил.