Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Вдруг большие ворота на пристани распахнулись, несколько матросов выскочили и принялись палить по шхуне из ружей. Они целили в людей у шпиля. Пули ударяли вокруг. В сарае рухнула балка, искры взмыли снопом.

- Подсобите, сеньор! - закричал Али-Бонго.

Антони бросил шпиль и побежал помочь Али-Бонго с карронадой. На бегу он обернулся. Матросы выкатывали в ворота пушку.

- Аллах, Аллах! - кричал Али-Бонго. Он запихивал в карронаду всякую дребедень из менового сундука: медные кольца, пуговицы, ножи, музыкальную шкатулку. Она заиграла: "Richard, o mon roi".

- С дороги, тащи огонь! - Антони наводил карронаду на ворота. Матросы суетились вокруг пушки, черная, копошащаяся людская масса, освещенная роковым заревом. На этот раз фитиль был готов. Антони раздул его. "Richard, Richard, o mon..."

Пушка на берегу и пушка на корабле выстрели одновременно. Щепки полетели от фальшборта. Антони ощутил на щеке поднятый ядром ветер. Однако видел он лишь то, что происходило на берегу.

В воротах загона волна цепочек, безделушек, медяшек свистящей косой прошлась по толпе.

Ни звука, только треск огня. Все, остолбенев, смотрели на берег. Алая рука взметнулась в небо из сарая; громовой раскат, протяжный рев. Весь сарай с гудением взлетел на воздух.

В яростной пороховой вспышке Антони увидел всю факторию Гальего словно при свете молнии: длинные сараи и нависшие над ними темные пальмы, хозяйский дом с широким крыльцом, черные, заросшие джунглями холмы.

- Мое! - вскричал он.

Темнота сомкнулась: искры и шипящие головешки сыпались в затон. Воздух перед рассветом был прохладен. Антони задышал с обычной частотой. Она нарушилась лишь на время. Жизнь продолжается на новом месте. Что такое быстрые события? Всего лишь интерлюдия. Покуда легкие и сердце работают, человек живет. Продолжает жить. Теперь он, наконец, хозяин. Пусть новый день наступит быстрее! Он наклонился через борт, глядя на берег.

На баке "Ариостатики" брат Франсуа читал заупокойную службу. Раздался плеск. Антони повернулся и пошел вниз. Что бы ни происходило, человек должен спать. "Завтра, завтра"?

С крыльца "хозяйского дома" фактории Гальего открывался прекрасный обзор. Дом стоял на холмах, выше самых высоких деревьев на прибрежной равнине. По вечерам солнце блестело на далеком серебре Атлантического океана, окаймлявшего западный горизонт. Сюда, на возвышенность, долетал с моря ночной бриз; именно это и делало факторию пригодной для белого человека.

Южнее примерно на милю раскинулась приливная заводь: здесь Рио-Понго разливалась, и, когда прилив сменялся отливом, на ее поверхности возникали медленные водовороты. Дальше глаз скользил - только не в полдень, когда блеск воды в затоне ослеплял - по мангровым зарослям низкого узкого мыса, в которых гнездились ястребы, к широким плесам и болотистым островкам вокруг Бангаланга.

Хижины негров-кру лепились на узкой полоске песка по берегу низкого острова. Днем длинные рыбачьи каноэ ровными рядами сохли на пляже, по ночам туземные огоньки дрожали в речном тумане. За крышами Бангаланга милях в пяти-шести на речном берегу виднелись невольничьи загоны и белый дом - фактория Монго Тома. В подзорную трубу из фактории Гальего можно было различить даже человеческие фигурки - это невольники обрабатывали посадки маниоки на полях Монго.

Остальной мир, видимый из фактории Гальего, занимали джунгли.

Огромное, плоское море древесных крон уходило на сотни миль к неопределенной границе Сьерра-Леоне и Фритауну. Этот же безбрежный океан такой же ровной плоскотиной тянулся на юг к мысу Пальмас за горизонтом. Взгляд скользил по нему, не задерживаясь, сплошной древесный кров нарушался лишь речными излучинами к западу от фактории Монго Тома, ниже которой река опять сужалась и поворачивала к морю. Известная под названием Рио-Понго с португальских еще времен, она называлась Кавалли или Кавала на языках живущих по ее берегам кру.

Фактория Гальего была удобна во многих отношениях. Она стояла на невысоких холмах, как раз там, где река, вытекая с возвышенности, разливалась по низине.

У самой воды, на площадке ярдов сто шириной, располагалась пристань и служебные постройки, а также длинные загоны для рабов. Дальше шла подковообразная терраса площадью акров пять-шесть, покрытая слоем черной плодородной почвы. Отсюда некрутой подъем вел на вершину холма.

Там начинались джунгли, которые тянулись в неизвестность или к "Лунным горам", если верить первым, помимо львов и слонов, нанесенным на карту сведениям. В любом случае, именно здесь выходила из леса дорога, по которой арабы ежегодно пригоняли караваны с человеческим и другим товаром, ради которого фактория Гальего, собственно, и существовала.

Завладев факторией, Антони вскоре задумался о новой резиденции. Старая, в которой жил теперь Фердинандо, стояла на первом перегибе склона и была построена из обмазанных глиной прутьев и крыта пальмовыми листьями. Первый же дождливый сезон, проведенный под ее дырявой крышей и мучительный опыт знакомства с рыжими муравьями и термитами, убедили Антони в необходимости построить себе другое жилище.

Чтобы не сойти с ума от скуки бесконечными, тоскливыми неделями, когда дождь лил, не переставая, Антони тщательно продумал не только новый "замок", как он его называл, но и грядущее переустройство фактории, которую последний Гальего, личность, судя по рассказам, довольно жалкая, основательно запустил.

Рабочих рук на Перцовом берегу было хоть отбавляй. С началом сухого сезона в ноябре невольников, которые иначе томились бы без дела в загонах, выгнали на работу. Тем временем Антони набирался опыта и многое узнал об этой стране, так что, сидя после обеда на крыльце нового дома и оглядывая свои владения, мог с удовлетворением сказать себе, что, для новичка, справился совсем не плохо.

Разумеется, зная то, что знает теперь, он кое-что устроил бы по-иному. Например, невольничьи загоны следовало бы расширить, пристань удлинить. Много времени и нервов удалось бы сберечь, если бы корабли швартовались у пристани, а не вставали на якоре посреди реки, как приходится делать до сих пор. Но кто мог предполагать, что дела в фактории Гальего пойдут так хорошо?

Само собой, были первые тревожные месяцы, когда он не знал, будут ли корабли вообще заходить в факторию Гальего. Старый Монго Том, разумеется, задал хлопот. Благодарение небесам, он больше не лезет кусаться, старый пес. Присмирел, надо надеяться, навсегда. С точки зрения практической вся обширная местность, на которую Антони глядел, от веранды нового хозяйского дома до полей Монго Тома в шести милях на другом краю заводи, была... ну, скажем, была "Землей Адверса". Да, в целом, многое сделано с того дня, когда "Ариостатика" вошла сюда три года назад - очень многое!