Зинаида Шишова - Джек-Соломинка [с иллюстрациями]

Эта книга — самая лучшая. Она говорит не только о прошлом, она говорит и о сегодняшней любви, дружбе и верности. Эта книга дает знания и очищает сердце.

«Джек-Соломинка» принадлежит к тем книгам, которые, полюбив в детстве, любишь потом всю жизнь.

Виктор Шкловский

Это была выносливая кентская трава. Вытоптанная шесть или семь раз за лето, она снова прорастала на дороге. Светлая и легкая, она лезла в глаза, как волосы.

Девочка лежала у самого рва и плакала. Захлебываясь от рыданий, она сжимала кулаки и бормотала ругательства, а иногда ложилась лицом в траву и кричала от горя, выплевывая набившуюся в рот пыль.

Горе ее было велико: сэр Гью Друриком, сквайр 1 1 Сквайр — мелкопоместный дворянин. , сегодня собственноручно высек ее за то, что она пела песню, услышанную на ярмарке. У них проездом обедал владелец Рочестера — красивый и веселый сэр Саймон Бёрли, королевский рыцарь.

Вспоминая все, что произошло, Джоанна взвывала от унижения и горя, поднимая, как собака, голову кверху.

Вина ее была велика: она пела дурную песню и заслужила боль и стыд, которые перенесла сегодня. Но все-таки в ее жилах течет дворянская кровь, и дядя не должен был этого делать. Самое ужасное было то, что о ее унижении знал рыцарь из Рочестера, и то, что он смеялся. Устав плакать, девочка с интересом принимались думать о том, что сейчас творится в замке. Была пора кормить собак, и дядя уже, конечно, ее хватился.

«Пускай зовет, — думала она, стискивая зубы, — он не скоро меня дозовется!»

Посвистывая, Джоанна посмотрела на небо. Может быть, где-нибудь там, в глубине, и живет господь бог и его белые ангелы, но сейчас, если посмотреть, небо выглядит в точности, как холл 2 2 Холл — передняя в замке, часто служившая столовой. в Друрикоме. Тут тоже как будто набросаны черные длинные балки и в беспорядке валяются вещи. Вот это облако похоже на кувшин, только носик его все время вытягивается. Вот оно уже превратилось в утку.

Откуда-то потянуло горелым хлебом. Двое мужиков, задыхаясь, протащили мимо изгороди упирающегося быка. Бык внезапно вырвался и метнулся к лесу. А они стояли, опустив руки и не двигаясь с места. Джоанна смотрела на их острые спины с выступающими лопатками и тощие голые ноги. И вдруг засмеялась. Потом она поднялась с земли и уже было запела: «Господин наш Христос, раздели нам покос…» — но, вспомнив, что произошло сегодня, в испуге перекрестила рот. Однако кто-то уже подхватил ее песню:

Девочка, перевернувшись в траве, вскочила на ноги. Перед ней стоял высокий, тощий мужицкий парнишка. Как у него хватило ума запомнить песню, когда они в церкви еле-еле могут произнести вслед за священником молитву?

— Ступай прочь, мужичье! — крикнула она, замахиваясь на него рукой.

— Сама пошла прочь! — сказал он, оглядев ее рваное платье и грязные ноги, и сплюнул так ловко, что угодил ей прямо в волосы. Взвизгнув, девочка бросилась на него, как хорек, и зубами впилась ему в плечо. В этот момент она разглядела вещь, которую мальчишка держал за спиной.

— Ну, квиты! — пробормотала Джоанна отступая. — Скажи мне, как тебя зовут?

— Авазавут! — кривляясь, крикнул мальчишка.

— Да нет, правда, — повторила она миролюбиво, — как тебя зовут и где ты живешь?

— Барабарош! — передразнил мальчик, показывая ей язык.

Джоанна бесшумно прыгнула к нему, вырвала то, что он держал за спиной, и, не оглядываясь, бросилась по направлению к замку. Добежав до ограды, она вздохнула с облегчением. Это был общественный выгон; с незапамятных времен он находился в пользовании общины, но сэр Гью двенадцать лет назад обнес его тыном, и с тех пор никто из мужиков не решался его переступить.

Перескочив через изгородь, Джоанна легла под кустом боярышника, громко и тяжело дыша. Она раскрыла ладонь и с удовлетворением разглядывала свою добычу. Это было огниво — отличный желтый кремень и длинный шнур. Вдруг над ее головой раздался ужасающий треск, и на девочку откуда-то сверху обрушился хозяин кремня. Он не только вырвал у нее огниво, но, больно выкручивая ей руки, дергал ее за волосы так, что у нее начало гудеть в голове; получив то, чего добивался, мальчишка пригнул ее голову книзу.

— Ешь землю! — сказал он.

Джоанна попыталась вырваться, но он больно и крепко держал ее за шею.

Выковыряв большим пальцем ноги порядочный комок земли, она пробормотала со слезами:

— Пусти же меня!.. Ну отпусти хоть немножко!

Но он еще ниже пригнул ее голову:

— Ешь землю, ешь и повторяй за мной: «Клянусь этой землей никогда не причинять тебе никакого вреда ни в замке, ни в лесу, ни в поле, и это будет так же верно, как то…» Ну, говори же!

Девочка, ворочая языком комочек земли во рту, давясь слюной, покорно повторяла за ним:

— «…ни в лесу, ни в поле, и это будет так же верно, как то…»

— А теперь скажи свое имя, ну, как тебя окрестили, и откуда ты родом.

— «…как то, — продолжала девочка, — что меня зовут Джоанна Друриком…»

Она вдруг почувствовала, что руки, державшие ее, разжались, и, выпрямившись, увидела, что враг ее стоит с открытым ртом.

— Дурак! — сказала она. — Слушай дальше: «И, хотя ты порвал мое платье и перелез через изгородь на нашу землю, я никогда никому и ни за что не пожалуюсь на тебя, потому что ты победил меня в честном бою…»

Девочка хотела прибавить еще что-нибудь для красоты, но, ничего не придумав, закончила:

— «Аминь». Бери свое огниво и ступай домой, пока тебя никто не видел.

Кремень лежал брошенный в траве, а шнур, как змея, как будто бы сам подползал к ее ногам, но девочка старалась даже не смотреть в ту сторону.

— Зачем тебе огниво? — спросила она вдруг.

— Меня послал за ним мой отец, Джим Строу. — Мальчик говорил уже совсем другим тоном.

— А ты кто?

— А я — Джек Строу… — Мальчик хотел добавить «миледи», но передумал.

— Слушай, Джек Строу, я ведь поклялась страшной клятвой. Ты из Уовервилля?

— Я шел из Уовервилля, а сам я из Дизби.

— Тебя секли когда-нибудь? — спросила она, чувствуя, что ее лицо и шею заливает горячая кровь.

Мальчик испуганно глянул на нее и переступил с ноги на ногу.

— Секли, — сказал он и тоскливо огляделся по сторонам.

— Что бы ты сделал человеку, который тебя высек? — быстро спросила Джоанна.

— Я ничего не могу сделать, потому что меня сечет мой отец, а он самый сильный в деревне.

— Джек Строу, — сказала торжественно Джоанна, — это ведь правда, что поется в мужицкой песне? И это правда, что вы ненавидите нас, господ?.. Помолчи! — крикнула она, топая ногой. — Ты думаешь, я не слышу, как вы орете по воскресеньям: