Зинаида Шишова - Джек-Соломинка [с иллюстрациями]

— За короля и общины! — крикнули все в один голос.

— Так! — повторил Тайлер громко. — За короля и общины! И за королевство! Запомните это хорошенько! Может быть, изменникам — лордам и епископам — подобает оставлять незащищенными берега нашей страны и отправляться в Кастилию добывать себе славу, а Ланкастеру — корону. Мне сказали, что здесь есть люди из Гревзенда. Пусть они расскажут, что случилось прошлой весной.

Тогда выступил вперед ремесленный подмастерье. Бедняга, приседая, обеими руками придерживал свою длинную рубаху, потому что под ней у него даже не было штанов.

— Прошлой весной в Темзу зашли каталонцы и напали на наш город, сказал он запинаясь. — Мы бы его отстояли, но у ремесленников ведь нет оружия. А из лордов никто не пришел нам на помощь.

— Ну вот, видите! — сказал Тайлер. — Ты хочешь еще что-нибудь добавить, малый?

— В наш цех приняли одного виллана. На днях уже будет год, как он работает у нас. Однако на той неделе в Гревзенд прискакал его сеньор и потребовал с города за него триста фунтов серебра выкупа…

— Ого! — сказал Тайлер. — У него губа не дура, у этого сеньора!

— Этот человек мог из серебра вырезать розу так, что лепесток отделялся от лепестка. А господин стянул ему руки ремнем, и он должен был бежать за его седлом, как скотина. Он повез его в замок Рочестер.

— Ну? — сказал Тайлер, хмурясь и улыбаясь.

— Мы выскочили на улицу и бросали в рыцаря камнями и грязью — сказал подмастерье, — а потом испугались и порешили идти с вами. Но с нами не одни подмастерья или ученики — из Гревзенда всего пошло триста сорок человек! Мы порешили держаться все вместе.

— Вы хорошо порешили, — заметил предводитель, хлопая парня по плечу. — Только смотрите, чтобы больше вы уже не пугались!.. Так вот, братья! — сказал он, поворачиваясь к жителям береговой полосы. — Все, кто живет не дальше как за восемь миль от берега, должны вернуться по домам! Стыдно нам будет, если чужеземцы ворвутся в нашу страну, нападут и разграбят наши жилища!

По толпе пошел ропот, и Уот несколько минут стоял ожидая.

— Все слышали, что я сказал? — повторил он, трогая лошадку.

И вот эти люди, которые без устали шли шесть, семь и восемь дней, чтобы присоединиться к эссексцам, повернулись и стали без ропота собираться в обратный путь.

Леди Бёрли вначале расхохоталась от души, увидав пажа Лионеля.

Потом ей стало его жалко.

— Что с тобой? — спросила она, помогая ему пролезть в пролом в стене.

Лионель был весь испачкан глиной и сажей. Свою нарядную курточку с галунами он носил сейчас, вывернув наизнанку. Длинные золотистые локоны, за которыми он обычно так бережно ухаживал, сбились, как войлок.

— Привязаны ли собаки? — спросил он, не решаясь двинуться дальше.

Собаки были привязаны.

— Сэр Саймон отослал меня обратно в Тиз, так как находит, что его супруга сейчас имеет большую нужду в лишнем слуге, чем он.

— Большое спасибо твоему господину, — сказала Джоанна холодно, — но мы еще до его отъезда порешили больше не называться мужем и женой.

У Джоанны не было разговора с рыцарем о разводе, но ведь это разумелось само собой.

— Ах, если так, миледи, — сказал паж всхлипнув, — тогда я поведаю вам по порядку всю правду!

Он сел тут же, в колючих кустах шиповника.

— У меня нет сил сдвинуться с места! — пожаловался он.

В замке было очень мало съестного. Но все-таки Джоанна принесла ему овсяных лепешек и кружку воды. Сюда же пришли послушать новости госпожа Агнесса Гауэр, Мэтью, Тум и Аллан, хотя последний и считал, что это излишнее баловство и что лентяй великолепно мог бы подняться в холл.

— Что делается! Что делается! — говорил Лионель, уплетая лепешки. — Я был в Кенте и в Эссексе — кругом творится одно и то же. Мужики убивают по дороге всех дворян, стряпчих и комиссаров! Не дай боже, если им попадется человек с чернильницей у пояса! Мужики давят их, как клопов! И, правду сказать, господа этого заслужили! Я, конечно, не говорю о сэре Саймоне, хотя и он обошелся со мной не так, как надо…

— Чем же закончилась история с Томом Бэкстоном? — перебила его госпожа нетерпеливо.

— Да, сэр Саймон обошелся со мной не так, как надо! — повторил Лионель. — А с Бэкстоном вот что произошло: горожанам пришлось отдать его рыцарю, так как он заломил за него триста фунтов выкупа! Лорд повез его в Рочестер. С нами было двое королевских сержантов — значит, всего четверо конных. В Рочестере мы сдали Тома рыцарю сэру Джону Ньютону. А подле замка к нам из кустов выскочил пеший дворянин. На него напали мужики где-то возле Бэрри и отняли коня. Сам он еле унес ноги, и то только потому, что присягнул королю Ричарду и общинам.

— Значит, они убивают не всех дворян подряд? — сказала Джоанна задумчиво.

— Нет, хотя, может быть, так именно и следовало бы делать! Пусть миледи меня простит, но я сегодня решил говорить только одну правду.

Мэтью поднялся и пошел прочь. Он не мог больше слушать этого наглого болтуна.

— Сэр Саймон велел мне слезть с Гайра и отдать коня чужому дворянину. Он сказал, что они вдвоем поедут сражаться с мужиками и что я им буду только помехой. «Теперь не время петь романсы и играть на лютне», — сказал он. — А разве это справедливо? Он же сам всю жизнь требовал от меня только песен и музыки. И скажите, разве так расстаются с доверенными лицами? Он сказал, что я могу вывернуть куртку наизнанку и обрезать свои локоны, да еще помянул мне про моих родных!

— А что же случилось с твоими родными? — спросила Джоанна. Она знала, что паж — сын богатого сквайра из Сэрри.

— Раз я решил говорить всю правду, я покаюсь миледи до конца. Отец мой — простой угольщик Бэг из Леснесса. Но сэру Саймону понравилось мое красивое лицо и то, что у меня сами вьются волосы. Он взял меня в пажи и запретил упоминать о моих родителях. Но вот сейчас я решил про себя…

«Нехорошо, когда мальчик говорит о своем красивом лице, — подумала Джоанна. — Впрочем, Лионель к тому же уже не мальчик».

— Что ты решил? — спросила она вслух.

— Я подумал, что я всю жизнь старался развлекать своего господина, а за это получал только пинки и оплеухи. А вот сейчас пришло время, и честные труженики, как мой отец и другие, поднялись и хотят добиться своих прав. Господа за последние годы обращаются с ними, как с диким зверьём. Я решил идти заодно с мужиками… Отец мой — угольщик, а дед — мужик, и вы меня должны понять, миледи!