Генри Хаггард - Древний Аллан. Дитя из слоновой кости [сборник]

Теперь, когда я услышал это и понял весь ужас того, что меня ожидает, то сразу забыл видение своего великого дяди, святого Танофера, и его благоприятные пророчества. У меня заболело сердце, и я не мог сдвинуться с места.

– Ну что, охотник на львов и посланник царей, ты думаешь, что еще рано отправляться в постель? – усмехнулся этот злобный евнух. – Я буду с тобой, – и он начал хлестать меня по лицу ручкой веера.

И тут мужество вернулось ко мне.

– Когда это царь приказал тебе прикасаться ко мне, жирная свинья? – заревел я, повернулся, потому что иначе не мог дотянуться до него связанными руками, и ударил в живот со всей силы, так что он упал, скорчившись и крича от боли. Если бы не охранники, бросившиеся на меня, я мог бы лишить его жизни, пока он лежал. Однако они тут же схватили меня, и Хуман быстро оправился от ударов и оперся на плечи двух охранников. Только теперь он больше не насмехался надо мной.

Мы достигли причала, когда солнце уже садилось. Здесь под охраной одноглазого черного раба в устье реки плавала маленькая квадратная лодка, а на самом причале лежала вверх дном такая же, но более короткая. Теперь охотники, которых я выиграл в пари, смотрели на меня с состраданием, потому что это были смелые люди, и они знали, что именно я спас их жизни. Они разместили мешки с золотом на дне плавающей лодки, на носу которой лежал тюфяк, набитый соломой. Мне на пояс повесили ожерелье из красного жемчуга, руки развязали. Палачи схватили меня и положили на тюфяк. Мои запястья и щиколотки были привязаны к железным кольцам, прикрепленным к банкам на лодке. После этого другая, более короткая лодка была расположена сверху таким образом, что она не касалась меня, оставив мою голову, руки и ноги незащищенными, как и говорил евнух.

Пока делалась эта страшная работа, Бэс сидел на причале и смотрел, как меня прикрепляли и закрывали второй лодкой. После этого он начал смеяться, хлопать в ладони и танцевать с радостным видом, пока евнух, который уже оправился от удара, не спросил с любопытством, что это с ним случилось.

– О благородный евнух, – отвечал Бэс, – когда-то я был свободен, и этот человек сделал меня рабом, и много лет я должен был трудиться для него вопреки своей воле. Более того, он часто бил меня и морил голодом, именно поэтому я так много ел в последний раз, когда вы это видели. Он угрожал убить меня, и теперь наконец-то я отомстил ему, увидев, что он обречен на ужасную смерть. Вот почему я и смеюсь, и пою, и танцую, и хлопаю в ладоши. О, самый благородный евнух, теперь я стану почитателем и слугой Великого царя всей земли и, возможно, твоим другом тоже, о, евнух из евнухов, чью священную персону мой жестокий хозяин осмелился ударить.

– Я понял, – сказал евнух, улыбаясь, хотя на самом деле его лицо искривилось в гримасе, – и доложу царю обо всем, что ты сказал, и попрошу в качестве награды для тебя, чтобы ты смог однажды уколоть этого египтянина в глаз. А теперь плюнь ему в лицо и скажи все, что ты о нем думаешь.

Бэс вошел в воду, здесь было достаточно мелко, плюнул мне в лицо или только притворился, что плюнул, произнося при этом стремительный поток слов на отвратительном языке, некоторые из них звучали на ливийском и означали: «О, мой обожаемый отец, моя обожаемая мать и другие родственники, ничего не бойтесь. Хотя все складывается не очень хорошо, помните видение святого Танофера, который, без сомнения, допустил, чтобы все это случилось с вами, чтобы через вас передать приказ богов. Будьте уверены, что я не оставлю вас умирать, а если не будет возможности убежать, я найду способ избавить вас от мук и отомстить за вас. О, да, я увижу, как эта проклятая свинья, Хуман, окажется на вашем месте в этой лодке. А теперь я отправлюсь ко двору, потому что мне кажется, что эта золотая цепь дает мне право войти, как говорит евнух. Но я скоро вернусь».

Затем последовал новый поток самых ужасных и еще более грязных ругательств, после чего он вышел на берег и обнял Хумана, называя его своим лучшим другом.

Они ушли, оставив меня одного в лодке, которую охраняли воины на причале. Наступила темнота, и воцарилась полнейшая тишина. Мне было очень одиноко лежать, глядя в звездное небо в компании лишь жалящих мошек, и вскоре мои конечности начали неметь. Я думал о тех несчастных, которые страдали в этой же самой лодке, и удивлялся превратности судьбы, по которой их участь стала и моей.

Бэс был верным и умным человеком, но что мог сделать один карлик с этими демонами с черными сердцами? А если он не сможет ничего сделать? О, если он не сможет ничего сделать?

Секунды слагались в минуты, минуты – в часы, а часы казались годами. Какими же должны были быть дни, которые я должен был провести в муках и страданиях, ожидая такой жалкой смерти? Где боги, которым я поклонялся, или хотя бы один бог? Или человек занимается самообманом, думая, что создает богов, в то время как боги создают его, потому что он не любит думать о вечной тьме, в которой он вскоре исчезнет? Да, по крайней мере все это напоминало сон, а сон лучше, чем страдания тела или души.

Я думал именно так, потому что очень устал. Я с трудом приоткрыл глаза, чтобы увидеть, что низкая луна исчезла, а некоторые звезды, которые я знал, будучи охотником, и часто находил по ним дорогу, как бы немного сдвинулись. Я с удивлением думал о том, почему это случилось, как тут же услышал громкие шаги солдат по настилу причала и голос командира, отдающего команду. Потом я почувствовал, что лодку притягивают за веревку, которой она была пришвартована к причалу. Затем верхняя лодка была снята, канаты, которыми она крепилась, убраны, а я поставлен на ноги, потому что был настолько слаб, что едва мог стоять самостоятельно. Голос – а я узнал евнуха Хумана – уважительно обратился ко мне, что заставило меня подумать, что я сплю.

– Благородный Шабака, – молвил голос, – Великий царь потребовал твоего присутствия на пиру.

– Неужели? – ответил я в своем сне. – Но тогда мое отсутствие на их пиру рассердит мошек этой реки.

Хуман и другие угодливо захихикали. Потом я услышал, как мешки с золотом вытаскивают из лодки, после чего мы ушли. Охрана поддерживала меня под локти, пока я снова достаточно не окреп. Хуман следовал позади, возможно, потому, что боялся, что, если будет идти впереди, я пну его ногой.

– Что изменилось, евнух – спросил я некоторое время спустя, – раз я был потревожен в моей постели, когда уже крепко спал?

– Я не знаю, господин, – отвечал тот. – Я только знаю, что царь царей неожиданно приказал, чтобы тебя привели к нему в качестве гостя, одетого в одежды знатного человека, даже если бы для этого пришлось разбудить тебя, и ты должен будешь присутствовать за его собственным царским столом, потому что этой ночью у него пир. Господин, – продолжал он жалобным голосом, – если фортуна сегодня изменила свое отношение к тебе, я умоляю тебя не держать зла на тех, кто, пока фортуна была не на твоей стороне, под давлением главной печати был вынужден против своего желания выполнять команды царя царей. Будь справедлив, господин Шабака.