Томас Рид - Жилище в пустыне [сборник]

– Как это, должно быть, красиво! – в один голос воскликнули Генри и Франк.

– Существует еще одна разновидность, резко отличающаяся от двух описанных мною видов. Это небольшое деревце с очень мягкими иглами, не похожими на хвою других сосен. Шишки у него крупнее, чем у простой сосны, а зерна маслянисты, как американский орех, и не менее вкусны. Они очень питательны. Многие индейские племена кормятся ими в течение всей зимы. Зерна съедобны и в сыром виде, но их сушат, пропускают через ручную мельницу, толкут в ступке или растирают между камнями. Получается грубая на вид мука, но хлебцы и лепешки из нее выходят очень недурные. Мексиканцы называют это дерево «пиньон», а ботаники – Pinns monophylla.

– А вы уверены, мама, что деревце это растет в долине? Мы никогда его не видели.

– В долине его нет. Я надеюсь найти его на горе. Когда мы сделали привал в лагере «Антилопы», я заметила экземпляр странной сосны, которая росла из расщелины. Думаю, что это и есть «пиньон».

– Хорошо бы подняться на гору, чтобы убедиться в правильности вашей догадки, – сказал Генри.

– Я согласна с тобой. Смастерим повозку, запряжем в нее Помпу и поедем в горы.

Этот проект обрадовал всю семью. Нам давно хотелось забраться на величественную гору, у подножия которой мы жили.

Через три дня повозка была готова. Без особого труда мы собрали ее, тем более что не пришлось делать колес: мы сняли их с разбитого фургона. Передние колеса никуда не годились, но задняя пара сохранилась в полной исправности.

Куджо смастерил сиденье, оглобли и приладил упряжь.

С легким сердцем мы тронулись в путь на рассвете.

Мария с девочками сидели на мягкой подстилке из пальмовых листьев и мха. Помпо, разделявший, казалось, общую радость, тащил повозку с такой легкостью, точно она была игрушечной. Можно было подумать, что для него это забава, а не работа.

Куджо весело щелкал бичом, понукая Помпо.

Кастор и Поллукс бежали вслед за повозкой, обнюхивая по дороге кусты.

Вскоре мы пересекли долину и поехали отлогим склоном. Перед нами сверкала вершина, освещенная восходящим солнцем: лепестки роз на девственном снегу!

Перед нами сверкала вершина, освещенная восходящим солнцем: лепестки роз на девственном снегу!

Линия снегов спускалась ниже, чем в тот день, когда мы впервые увидели гору. Все мы обратили внимание на это явление. Франк потребовал у матери разъяснений.

– Чем выше горы, – начала Мария, – тем разреженнее и холоднее атмосфера. На известной высоте не выживают ни люди, ни животные. Это установлено альпинистами, поднимавшимися на высоту трех миль. Многие из этих храбрецов едва не погибли; все они заглянули в лицо смерти. Но под экватором можно подняться на большую высоту, а чем ближе к полюсам, тем ниже спускается «граница смерти»; как понимаете сами, летом линия снега проходит выше, а зимой – ниже. На известной высоте, в зависимости от широты, лежит граница вечных снегов. Есть горы, вершины которых всегда покрыты белой шапкой. Дождь никогда не омывает их. Когда собираются тучи и в долинах идет дождь, на вершинах гор, за снеговой линией, выпадает снег. Возможно, что большая часть дождевых капель является кристалликами снега, который тает во время падения в нижних слоях атмосферы, но осаждается снегом, если на его пути встретится высокая гора. Ведь всегда, когда у подножия горы, покрытой шапкой вечного снега, идет дождь, на вершине выпадает обильный снег.

– Очевидно, это очень высокая гора, раз снег не тает на ней все лето, – сказал Франк.

– Ты в этом уверен? – спросила мать.

– Как будто – да. Ведь ты говоришь, что чем выше, тем холоднее и разреженнее воздух.

– Предположим теперь, что мы живем около Северного полюса, где земля всегда покрыта снегом, а море сковано льдом. Как ты думаешь, снеговые вершины обязательно должны быть там высокими?

– Нет, конечно. Теперь я все понял. Вечные снега указывают на то, что гора высока только в умеренном и жарком поясе.

– Верно.

Значит, гора эта очень высока, потому что мы живем в южных широтах.

– Теперь вспомни, что, когда мы впервые увидели эту гору, на вершине лежало очень мало снегу. Очень возможно, что летом он тает. Из этого я заключаю, что наша гора не из самых высоких в Америке. В ней должно быть около десяти тысяч футов 46.

– Неужели? Я видел более внушительные горы, а мне говорили, что в них было около шести тысяч футов.

– На зрительные впечатления полагаться нельзя. На Аппалачские горы 47ты смотрел с равнины, а на эту – с высокого плоскогорья. Высота горы считается от уровня моря, а не от ее подошвы.

Разговор на несколько минут оборвался. Мы не сводили глаз с розово-белой, ослепительной вершины, и взгляды наши терялись в небесах.

Наконец Франк снова заговорил:

– Не странно ли, что снег со всех сторон спускается на одинаковую высоту, словно огромный ночной колпак падет на чью-то гигантскую голову…

– Я ведь только что объяснила тебе закон атмосферного тепла и холода. Граница эта называется снеговой линией. Вычисление ее стоило большого труда геологам. В тропических странах она высоко поднимается над уровнем моря, но по мере приближения к обоим полюсам постепенно снижается, чтобы совсем исчезнуть в арктической зоне, где, как известно, земля никогда не обнажается от снежного покрова. Вы, конечно, знаете, что климат зависит не только от широты, но и от близости моря. На склоне горы, открытом морским ветрам, граница вечного снега проходит выше, чем на противоположном. Снеговая линия лежит на разных уровнях зимой и летом. Вы можете в этом убедиться, взглянув на нашу гору: за последнее время снег спустился на несколько футов. Все это вполне понятно, хотя на первый взгляд кажется диковинкой…

Добравшись до подошвы горы, мы сделали привал на берегу ручейка и распрягли Помпо.

Через полчаса мы снова двинулись в путь, уже пешком, на розыски «хлебной сосны». Мария указала нам сосны, замеченные ею в прошлый раз. Хвоя их была значительно светлее, чем у других сосен. Не без тревоги побежали мы к одной из них, казавшейся наиболее доступной и росшей одиноко.

Вскоре мы добрались до сосны. По виду ее и по чудесному запаху мы поняли, что Мария не ошиблась.

На земле валилось множество шишек величиной приблизительно в полтора дюйма каждая; но они были раскрыты и лишены зерен. Очевидно, нас опередило какое-нибудь животное – быть может, белка. Это доказывало, что зерна действительно съедобны.

На сосне еще оставалось множество шишек; мы сорвали несколько штук, раскрыли и попробовали зерна.