Владимир Шигин - Наваринское сражение. Битва трех адмиралов

Едва российские корабли были извещены о предстоящем заходе в Наваринскую бухту, командиры велели бить в барабаны «алярам». Матросы разбежались по боевому расписанию: заряжали пушки, брасопили реи. Обходя орудийные расчеты, офицеры призывали артиллеристов драться хорошенько и внимательно слушать команды. Те кричали в ответ дружно:

– Рады стараться за веру и государя!

Следом за офицерами корабли обходили командиры, также призывая показать, если потребуется, русскую удаль. Командирам кричали «ура». Священники в полном облачении кропили святой водой пушки. Все целовали крест, клянясь не посрамить себя в возможной брани с неверными.

…Когда раздались первые залпы начинающейся битвы, передовой корабль русской эскадры «Азов» еще только входил в бухту, минуя пушки городской цитадели и батареи острова Сфактерия. По обе стороны фарватера уже горели подожженные турецкие брандеры. Выстрелы по проходящим кораблям из крепости и с острова грянули почти равномерно.

Из описания сражения В. Броневского: «Российской эскадре предстояли еще большие трудности: ей надлежало вступить в сражение со всеми невыгодами, каких не имели ни английская, ни французская эскадры. Едва передовой наш корабль “Азов” успел миновать крепость, как началось сражение. Тесное пространство, по коему долженствовала проходить наша эскадра, обстреливалось перекрестно и по всем направлениям более, нежели 1500 орудиями; легкий ветер, дувший во все время сражения между Югом и Востоком, наносил весь дым от выстрелов сражающихся на левом фланге кораблей и с крепости прямо на ту часть залива, где русским кораблям надлежало ложиться на якорь. В непроницаемом мраке дыма окруженный всеми ужасами граф Гейден должен был вести эскадру свою в самую глубину гавани, так сказать, почти ощупью. Необоримое мужество русских подвергнуто тут было жестокому испытанию: но достойный их предводитель в эту решительную минуту оказал самое спасительное хладнокровие, распорядительность и храбрость… “Азов”, не доходя до середины гавани, скрылся в дыму, и все окружающие его предметы оделись совершенным мраком. Российские корабли, осыпаемые ядрами и картечью, один за другим в строгом порядке и в глубоком молчании шли вперед, не отвечая неприятелю ни одним выстрелом».

Залпы пушек слились уже в единый непрекращающийся грохот. Даже не видя ничего, можно было без труда понять, что сражение уже сделалось всеобщим.

– Еще и бой не начали, а уже в два огня попали! – раздраженно бросил своему вахтенному лейтенанту Лазарев, бакенбард почесывая. – Прибавьте парусов, будем пробиваться!

Из воспоминаний участника боя: «Вице-адмирал Кодрингтон, при начале сражения, имел дело с кораблем капитан-бея, невзирая на то что к нему находился ближе Могарем-бей, начальник египтян, умевший до времени сохранить повиновение экипажа, и как бы желал быть безмолвным зрителем побоища, а потому и не палил, почему и против его не действовали, и Кодрингтон, думая избежать с сей стороны напрасного кровопролития, послал к Могарему своего лоцмана, грека, уроженца острова Мило, объявить, что буде он не вступит в бой сам, то на него нападать не будут. Но терпение турок истощилось, и парламентер сей, подобно Фицрою, убит в шлюпке у борта корабля, с коего немедленно открыли огонь по “Азии”, который имел с сего времени дело с двумя уже кораблями и подвергался в то же время выстрелами судов второй и третьей линии, потерял бизань-мачту, с падением коей прекратилось действие некоторых его пушек. В это время английский адмирал начал подвергаться величайшей опасности, но в сей момент прошел сквозь мрак и тьму, залив покрывавшую, приспел и вступил в дело граф Гейден, корабль коего, покрытый густым удушающим дымом, осыпаемый картечью, ядрами и пулями как градом, прокладывая себе путь среди различных опасностей, быстро достигнул места своего, неприятельских линий, стал от них в расстоянии пистолетного выстрела на якорь со шпрингами и убрался с парусами в одну минуту».

Маневрирование в кромешном дыму под яростным огнем противника сначала в узкости входа в бухту, а затем в самой тесной бухте, забитой союзными и неприятельскими судами, следует признать классическим! Такой маневр сделал бы честь самому прославленному флотоводцу. Вне всяких сомнений, это был звездный час Гейдена!

Хладнокровно выдержав огонь береговых батарей, бивших картечью в рангоут и такелаж, русская колонна медленно втянулась в бухту и направилась в отведенное ей согласно диспозиции место. Теперь уже и наша эскадра открыла ответный огонь в сторону острова Сфактерия, откуда по ней вовсю палили турецкие фрегаты.

Шканечный журнал линейного корабля «Азов»: «В 2 3/ 4открыли мы первый огонь с левого борта по стоящим у левого борта неприятельским фрегатам, которых проходили весьма близко. Вскоре остальная часть эскадры нашей скрылась в дыму за кормою…»

Команду на открытие огня на «Азове» дал сам Гейден. И это он рассчитал точно! Залп прогрохотал не раньше и не позже, чем было надо. Поэтому ни одно ядро не пропало даром. Все они нашли себе достойную цель…

Чем дальше продвигались в бухту наши корабли, тем огонь по ним становился все жарче. Каждый входящий в гавань корабль тут же подвергался перекрестному огню сразу всех трех неприятельских линий. Вокруг ничего не было видно от черных дымных клубов. Теперь каждый из российских кораблей был предоставлен сам себе и самостоятельно прокладывал себе путь среди турецкого флота маневром и огнем. То там, то тут горели пущенные наудачу брандеры, столкновение с которыми означало гибель.

Один из историков этого сражения писал о входе «Азова» в Наваринскую бухту следующим образом: «По причине ужасного дыма “Азов” прошел несколько далее за центр, отчего между ним и последним английским кораблем (“Альбионом”) осталось четыре фрегата и столько же корветов, никем не занятые. По сей причине “Азов” и “Альбион”, более других подверженные атаке превосходящих сил, долженствовали и претерпеть более; но искусство и опытность капитана Лазарева, управлявшего движениями “Азова” с хладнокровием и мужеством примерным, доставило нашему адмиральскому флагу еще большую славу… Подавляемый превосходством числа судов сей (“Азов”) как разъяренный лев, окруженный ловцами, растерзав одного врага, обращался на истребление второго…»

На входе более иных из русских кораблей досталось шедшему вторым «Гангуту». Несколько точных ядер побили у него на юте много народу.

Матросы, показывая друг другу на турок, делились впечатлениями:

– Даром что много, а лишь бы нам волю дали, ну а мы и одни окаянных отделаем по первое число!