Александр Говоров - Последние Каролинги [с иллюстрациями]

Это был канцлер Фульк.

— Я не получаю от тебя сведений, — начал он без предисловий. — Это путает наши карты. Куда ты дел вещую деву, которую я к тебе подослал для связи?

Сигурд молчал, дергая себя за ус.

— Пора тебе уходить, — сказал Фульк. — Иначе Эд освободится сам, и прощай весь мой авторитет! Я и так на днях еле упредил его интриги, а то быть бы ему уже сегодня императором!

Сигурд молчал, поигрывая пояском из отрубленных фаланг человеческих пальцев.

— Чего ты онемел? — раздраженно спросил Фульк. — Я тебе что-нибудь еще должен?

— Шестьдесят возов золотыми слитками или в монете, — равнодушно ответил король.

— Язычник! — драматическим шепотом сказал Фульк. — Каким богам ты молишься?

— Обратно я могу двинуться другой дорогой, — пожал плечами Сигурд. — Моим сорванцам набег привычней отступления. А у вас еще много неграбленых краев — Лаон, Реми, Аврелиан, Аахен…

Фульк плюнул и, закутавшись, удалился.

На следующее утро перед лицом выстроившихся франков и норманнов состоялось официальное свидание Фулька и Сигурда.

— Quousque tandem, infamus monstruosus! — гремел на школьной латыни канцлер, обращаясь к Сигурду и его вождям в рогатых шлемах. — Доколе ты, нечестивое чудище, будешь оскорблять храмы и поганить святыни? Всемогущая церковь повелевает тебе моими устами — возвращайся туда, откуда пришел!

— Если б он не был так визглив, — говорили придворные, — точь-в-точь был бы похож на папу Льва Первого, который, говорят, остановил Аттилу одним только словом.

Глашатаи провозгласили, что в награду за сугубое послушание светлейший император Карл III жалует королю Сигурду шестьдесят возов золота в слитках и монете.

— Шестьдесят возов! — ахнули воины. — Значит, опять новая подать!..

Медленно наступало утро, сырое, промозглое, какие выдаются в разгар даже самой дружной весны. Темнота долго цеплялась за купы кустарника и низкорослых деревьев. Встающее солнце, словно кровавое око, пронизало туман. Люди коченели в ледяных панцирях и кольчугах. Боясь прогневить бога, винили в дурной погоде нечистого и начальство, стегали упрямившихся коней.

Эд и герцоги выехали на берег реки из ложбины, где по приглушенному говору можно было понять, что в рассветной мгле накапливается большое войско. Солнце поднималось, еще неясное, но постепенно заливавшее лучами зенит неба.

— Что там за высота? — Эд указал на лиловеющий гребень холма.

Азарика вынула из-за пазухи чертежик, который она, не доверяя фантастическим старинным картам, приготовила сама.

— Это Mons Falcon — Соколиная Гора.

— Кому она принадлежит?

На это Азарика ответить не могла. Удивленно переглянулись герцоги — зачем это нужно для предстоящей битвы? Вспомнили, что в обозе едет некто Юдик, бывший управляющий Аделаиды. Уж он-то знает.

Тем временем Альберик, сеньор Верринский, доложил о результатах разведки. Сигурд, почти лишившийся флота, медленно отходит по берегу Сены. Еле тянется его огромнейший обоз, конвойные с ног сбились, подгоняя рабов. Дорога усеяна телами умерших в плену.

Отыскали наконец Юдика, и тот, замирая от сознания собственной значимости, свистящим шепотом сообщил, что Mons Falcon — это и есть граница парижского лена. Эд удовлетворенно кивнул.

— Так что же? — спросил Эд, поворачивая коня к герцогам. — Здесь или уж нигде. Начнем?

Они молчали, а герцог Аврелианский, здоровенный человек с красным крестьянским лицом, сняв шлем, чесал затылок.

— Конечно, — криво улыбнулся Эд, — мы нарушаем мир, подписанный императором, и с точки зрения закона нас всех должны… — он провел себя пальцем поперек шеи, — но поражения быть не должно, тогда уж смерть.

— Тогда уж смерть! — как эхо, отозвался герцог Аврелианский.

— Ну? — Эд приподнялся на стременах, всматриваясь в напряженные лица герцогов.

— Аой! — звонко крикнула за его спиной Азарика.

— Аой! — поддержали герцоги, и их усеянные рубцами лица посветлели.

Эд приказал строить дружины по порядку, объявленному заранее. Воины строятся вокруг вавассоров, вавассоры — вокруг своих сеньоров. Сеньоры группируются вокруг графов, а графы окружают герцогов. Посреди же всей этой ячеистой массы, как стержень или как рулевое весло, будет он сам, Эд, и его палатины. Двигаться не торопясь, только под бой тимпана, только плечом к плечу. Никаких поединков, никакой погони за добычей. За нарушение — смерть на месте.

Герцоги согласно наклонили шишаки.

Сигурд несказанно удивился, увидев вместо рассеявшегося тумана неторопливо двигающееся на его холм войско. Нервно бил тимпан, бубенцы отзванивали ритм шага. Развевались значки дружин, а вопросы его глашатаев оставались без ответа. Приходилось принимать бой.

Раздосадованный король отправил скорохода к канцлеру Фульку, а сам приказал подать самый парадный панцирь, в котором на каждой вызолоченной плашке рунами было начертано название какой-нибудь из его побед. Впрочем, он не особенно тревожился, зная, что за награбленное его люди будут драться как львы. Войско же Эда ему не показалось многочисленным. Выпил рог вина и вышел к войску.

Выехал и Эд в острие клина своей армии. Хмурые бородатые или бритые лица следили за ним из-под шишаков и шлемов. Щиты слились в одну кованую массу. Задние положили передним копья на плечи, и строй напоминал исполинского ежа.

— Свободные франки! — крикнул Эд, багровея от натуги. — Благородные всадники — кавалеры, эквиты или рыцари, как зовут нас на разных языках! Сегодня наш день, сегодня мы докажем, что не зря живем на грешной земле. За нами исстрадавшийся край, родина франков, милая Франция, мы победим! Аой!

— Радуйтесь! — ответило ему войско.

И Эд выдернул из ножен блистающий Санктиль, а в героических песнях после утверждалось, что гул пошел по всей стране.

Огромный ощетинившийся клин двигался, топча молоденькую травку Соколиной Горы. Кругом норманны кричали и бесновались, вызывая на поединок трусливых франков. Так было в обычае у всех храбрецов тогдашнего мира, но на сей раз франки, стиснув зубы, на вызовы не отвечали. Строй их надвигался, как ледяной вал, на кипящую лаву языческой орды.

Вот уже кони франков достигают вершины холма и топчут пурпурный шатер Сигурда. Из-под его рухнувших подпорок с жалобным криком разбегаются длиннобородые прозорливцы. Вот безумные наскоки берсеркеров разбиваются о невозмутимость франков. Вот Сигурд схватывается с самим Эдом, но некогда следить за их боем, ибо по хриплому зову Датчанки франкский клин раскрывается, как пружина, и войско Сигурда расколото, отступает, огрызается, бежит, стараясь застать на берегу хоть какую-нибудь посудинку, проклинает злого Локи, который создал твердь земли. Ибо на суше терпят поражение «короли моря», привыкшие к изменчивой волне!