Андрей Турбин - Авантюристы

На следующий день ночевали в Курске, который никому из компании почему-то не показался. Город и город. Что с него взять? Таких мест хватает в необъятной матушке-России. Все они чем-то между собой похожи, как близнецы. Будь, например, этот город человеком, про него бы, пожалуй, сказали пословицей: «Ни в городе Иван, ни в селе Селифан»… или: «Ни Богу свечка и ни черту кочерга.» А про сам город Курск что можно было сказать? Ну, действительно — стоит и стоит. Давно стоит. Вроде, никому не мешает!

И дело тут отнюдь не в архитектуре. Просто так случается в долгом путешествии. Скажем, ты, сладко потягиваясь и зевая, выглядываешь ранним утром из окна своего экипажа… А экипаж проезжает в это время обычный заштатный городишко. Ничего особенного — речка, забор, колокольня…

Но то ли ты хорошо выспался и встал с правильной ноги, то ли сытно и вкусно поел давеча в придорожном трактире, и это все наилучшим образом переварилось в желудке, то ли просто у тебя с утра хорошее настроение…Черт его ведает! Но вдруг ты понимаешь, что городишко этот заштатный тебе нравится. Нравится!!!

И речка, в которой плещутся грязные утки, блестит как-то по-особенному приветливо. И серый забор с навалившейся на него сиренью мил. И даже торчащая пугалом среди стаи галок облупленная колоколенка отчего-то кажется такой величественной, что так и тянет стащить с головы шапку и перекрестить лоб.

А бывает, что ты просыпаешься таким же точно утром. Солнышко встает, птички щебечут, дорога убегает из-под колес… Но что-то не так. Не так! Вот ведь, кажется, и выспался, почти не отлежав себе конечности, и живот не сильно бурчит после вчерашнего, и вообще, все как будто бы не совсем плохо. А вот поди ты. Выглядываешь в окно и видишь в нем тот же набор компонентов: речку, колокольню, забор… Ты рассматриваешь все это с минуту-другую, а потом неожиданно для самого себя произносишь: «Тьфу!», зашториваешь окно и, закрыв глаза, пытаешься снова уснуть.

Проезжая Курск, Нарышкин плевать на его красоты не стал. Он оглядел достопримечательности, во всяком случае, те из них, которые открывались взору из окна дилижанса, и слегка зевнул. На переправе через реку Сейм зевнул во второй раз.

— Город как город, — подумал «Гроза морей» и, когда экипаж подкатил к гостинице, зевнул в третий.

Гостиница была ни то ни се, желтое здание в два этажа с подъездом, окнами и крышей… Да, еще трубы на крыше и вывеска. Все.

Сергей слегка оживился только тогда, когда оглядел предоставленный ему во втором этаже заведения номер, половину которого занимала колонна. Могучая колонна антично-губернского стиля перла прямо из свежеокрашенного дощатого пола и расцветала под потолком гигантской ионической капителью. Она выглядела здесь столь же нелепо, как нелепо выглядел бы баобаб, перенесенный, скажем, в дачную оранжерею.

— Что это? — обнимая взглядом исполина, спросил Нарышкин.

— Нумеров на всех не хватало-с, — обстоятельно объяснил коридорный. — Вот мы и пристроились. Балкон снаружи кирпичом заклали, чтоб снутря площадей под жилье больше стало. А колонна по хвасаду шла. Что ж ее теперь ломать, красоту такую?!

— Разумно, — согласился Нарышкин. — А почему здесь три кровати?

— Так это съезд был земской, — ответил коридорный, стараясь незаметно достать из-под стола пару пустых бутылок.

— Послушай, любезный, — спросил Сергей, — а что у вас здесь есть такого…ну…такого особенного что ли?

— В смысле девок? — глаза коридорного мигом приобрели глубину и ясность.

— Нет…не то, чтобы…

— Пойла-с?

— Нет… не угадываешь, — Нарышкин подыскивал нужное слово. — Ну, такого, чего у других нет, а у вас — есть. Понял?

На круглом лице служителя отобразился сложный мыслительный процесс. В наступившей тишине стало слышно, как что-то движется внутри его головы, скрипит половицами, хлопает невидимыми дверями, отворяет ящики памяти.

Все это происходило довольно долго, и Сергей стал скучать. Он хотел, было, уже отозвать назад свой вопрос, но тут рот коридорного распахнулся.

— Как же, сударь, соловьи у нас выдающие!

— А ведь и верно! — согласился «Гроза морей». — Как я мог запамятовать!

Лицо коридорного сразу обрело значительность. Кустистые брови взлетели вверх.

— Быть в Курске, сударь, и не услыхать наших певческих соловьев никак невозможно-с. Вы опосля всю жисть казниться станете-с!

Чтобы избежать пожизненных мук совести, Сергей и Иоганн Карлович потащились с раннего утра караулить знаменитых пернатых вокалистов в мокрый от росы сад. Оба изрядно продрогли и промочили ноги, но ничего похожего на соловьиную трель так и услышали. Они уже собирались вернуться в гостиницу и, чертыхаясь, продирались сквозь кусты, как вдруг неожиданно сад оживила похожая на звон серебряного колокольчика, замысловатая птичья трель.

— Вот он! — Нарышкин схватил немца за локоть. — Слышите!

— О, да! — зашипел Иоганн Карлович. — Das ist gut! Das ist ser gut!

— Знаменитый курский соловей! — тихо проговорил Нарышкин, как бы смакуя фразу. — Ишь, что творит! Какие коленца, паразит, выводит!

— Что есть паразит? — благоговейным шепотом поинтересовался пытливый Заубер.

— Паразит …ну, это значит поразительно, …замечательно.

— Паразит! — млея от восторга, согласился Заубер. — Очень большой паразит!

— Нигде в мире нет таких соловьев! — похвастался Нарышкин, всем нутром ощущая прилив патриотизма.

Восхищенные реплики любителей соловьиного пения внезапно прервались треском кустов и появлением заспанного отрока, обладателя копны спутанных рыжих волос и густо засиженной веснушками физиономии. Обеими руками отрок прижимал к животу большую проволочную клетку.

— Вот она где! — довольно бесцеремонно сказало юное создание, с ненавистью оглядывая нижние ветки яблони, с которой и доносилось божественное пение. — Попалась, стервь!

— В чем дело, молодой человек? — шикнул на него Нарышкин. — Смотри, не спугни нам знаменитого певческого соловья, а не то ты у меня получишь!

Отрок испуганно попятился и выронил клетку.

— Осподь с Вами, барин, какие уж тута соловьи? — веснушчатая физиономия выражала крайнее удивление. — Энто у купца Чертопхаева заморская канарейка удрали. Так мне сыскать ее велено, а то и впрямь в шею накладут!

Весьма продолжительное время «Гроза морей» молчал, стараясь не смотреть в сторону Заубера. Немец также молчал, рассеянно моргая и пытаясь сорвать с мокрой одежды налипшие репьи.

— Пойдемте, Иоганн Карлович, нам пора собираться в дорогу, — наконец хмуро сказал Нарышкин и, ежась от утренней прохлады, побрел к гостинице.