Александр Дюма - Исповедь маркизы

Слова г-жи де Куланж повторяли, как пророчества оракула, как что-то чудесное, и однажды, когда я была у госпожи герцогини де Люин, она повезла меня к этой столь знаменитой даме, за что я ей бесконечно признательна.

Пристанище затворницы было скромным, но милым. Она называла себя святошей и искренне считала себя таковой, поскольку постоянно читала молитвы, ходила в церковь и к своему кюре.

В тот единственный раз, что я была у этой дамы, г-н де Куланж волею исключительно счастливого случая приехал в Сен-Грасьен. Кроме того, там находились другие известные люди: госпожа маршальша де Виллар, госпожа герцогиня Неверская и ее муж герцог Неверский, господин герцог Омальский и уже не помню кто еще. Какой-то глупец, жаждавший поделиться своей радостью, подошел к маршальше с подобострастным видом, чуть ли не ползая перед ней на коленях, и произнес:

— Сударыня, вы сейчас очень обрадуетесь! Заклятого врага и соперника господина маршала де Виллара больше нет: господин Мальборо умер.

— Как! — воскликнули все в один голос. — Господин Мальборо умер?

— Сегодня утром, когда я уезжал из Парижа, об этом кричали уличные торговцы, — продолжал несносный глупец.

— Господин Мальборо умер! — повторил Куланж. — Это страшное горе для короля Вильгельма. И что говорит об этом прекрасная госпожа Мальборо?

— Право, сударь, не знаю, — ответил тот, окончательно растерявшись.

— Вероятно, она перестанет ходить в своем вечном розовом платье, — вступила в разговор г-жа де Куланж, — и ей придется обновить свой гардероб, которым она так дорожит, будучи жуткой скупердяйкой.

— Сударыня, я хочу написать песню по случаю кончины Мальборо, — заявил г-н де Куланж, — таким образом я по-своему отслужу «Те Deum» [5] «Тебе, Бога (хвалим)» (лат.). .

— В ваши-то годы, сударь! — воскликнула дама, не упускавшая случая сказать мужу что-нибудь приятное.

— Я всегда буду стараться: утопленнику не быть повешенным.

Господин де Куланж сочинил первый куплет, затем второй; вслед за этим каждый внес свою лепту стихами или идеей, всячески смеясь над этим совместным творением. Четыре офицера придуманы герцогом д’Антеном, унаследовавшим от своей матери, г-жи де Монтеспан, остроумие и чудачество.

Вот так неожиданно и сочинили всю эту жалобную песенку на мотив уличных куплетов. Госпожа де Куланж заявила, что следует срочно положить ее на музыку.

— Зачем же дело стало, — вскричал г-н Неверский, — разве у нас нет своего Аполлона с лирой?

Он указал на малыша Рамо, первые шаги которого свидетельствовали о том, чем ему суждено было впоследствии заниматься (тот тихо стоял у окна и барабанил по стеклу).

Его окружили, стали упрашивать и уговорили сесть за клавесин и придумать мотив. За несколько минут он сочинил музыку, облетевшую весь свет. Мы были от нее в восторге и обещали друг другу распространять это произведение, как вдруг пришло сообщение, опровергавшее смерть Мальборо и, напротив, обещавшее нечто вроде примирения между герцогом и нами.

Все решили, что не годится высмеивать будущего союзника и единодушно предали песню забвению. Однако не все ее забыли, ибо много лет спустя, когда Мальборо и в самом деле умер, я снова ее услышала.

Поистине, Куланж и Рамо, даже не догадываясь об этом, создали в тот день самое известное и самое бессмертное из своих творений. Интереснее всего, однако, то, что другие об этом тоже не догадываются.

В жизни Мальборо был самым алчным, самым корыстным и самым скупым из всех героев; его скаредность не знала границ, и если бы Людовику XIV удалось его подкупить, у нас бы не было поражений и досадных огорчений, ознаменовавших конец царствования великого короля. По этой причине господин маршал де Виллар относился к герцогу крайне презрительно, и впоследствии я слышала, как в моем присутствии выразился о нем маршал де Ришелье, беседуя в доме маршальши де Люксембург с неким английским дипломатом, страстно защищавшим Черчилля:

— Однако, господин маршал, герцог брал лишь то, что ему давали.

— Полноте, сударь, вы забываете, сколько всего он присвоил.

Мне это надоело, и я обратилась к дипломату, чтобы положить конец их спору:

— Зачем подвергать это сомнению, сударь? Разве господин маршал не знает этого лучше вас?

Каждый из спорщиков получил по заслугам. Маршал ничего не ответил. Каким бы умным и язвительным ни был Ришелье, он терялся, когда ему говорили правду в лицо. Ришелье подшучивал для вида над Ганноверским павильоном, но мне доподлинно известно, что он был сильно уязвлен этими разговорами и обижался на парижан, не упускавших случая высмеять его.

Однако вернемся к лорду Болингброку. Он жил среди интриг при дворе королевы Анны, где, Бог тому свидетель, недостатка в них не было. Герцогиня Мальборо переворачивала все вверх дном, чтобы властвовать и не подпускать к королеве друзей ее брата — претендента на трон. Сент-Джон, напротив, склонялся в пользу тори — таким образом, они постоянно враждовали. Я не буду вам рассказывать обо всех перипетиях, это заняло бы слишком много места и к тому же было бы очень скучно. Я напомню лишь об одном поступке герцогини Мальборо, о которой шли разговоры по всей Европе. Королева подарила ей свой портрет, украшенный бриллиантами; у герцогини такого добра было не счесть, однако она оставила камни у себя, а портрет передала перекупщице, и все ходили туда на него смотреть. Узнав об этом, Свифт заклеймил герцогиню Мальборо словом, которое обычно не употребляют в приличном обществе, и я не стану его повторять, хотя оно и исходит от преподобного доктора.

Для лорда Болингброка, или скорее Сент-Джона, кем он еще был тогда, пробил час немилости. Королева пожаловала ему титул виконта Болингброка и произвела его в пэры Англии. Тем не менее это стало началом его падения. Вторым ударом для Болингброка стала смерть его друга герцога Гамильтона. Этот вельможа дрался на дуэли в Гайд-Парке с лордом Мохэном, и тот был убит. В то мгновение, когда герцог поднимался на ноги, секундант его противника полковник Маккартни пронзил его сзади шпагой, и Гамильтон рухнул замертво на труп лорда Мохэна. Герцога Мальборо обвинили в пособничестве этому подлому убийству, а также в том, что он собирался взорвать графа Оксфорда с помощью коробки с зажигательной смесью; из-за всех этих слухов герцогу пришлось уехать из Англии, и он стал оттачивать стрелы, предназначенные для того, чтобы погубить бедного Болингброка, которого обиженная герцогиня терпеть не могла.

И все же Болингброк, вероятно, остался бы в милости, особенно после опалы графа Оксфорда, если бы не скончалась королева Анна. Она была добрая женщина, возможно довольно бесхарактерная, но благородная и великодушная. Одни утверждали, что ее отравили, другие — что она умерла из-за злоупотребления крепкими напитками, к которым ее приучил муж, принц Датский. Болингброк по-прежнему заседал в Парламенте и резко выступал там, приводя вигов в ярость. Друг Болингброка герцог Сандерленд предупреждал его, что если он не уедет, то его будут судить и отрубят ему голову, или, скорее всего, до этого не дойдет, так как его могут просто убить.