Александр Дюма - Царица Сладострастия. Две королевы

— Клянусь честью, сударыня, мои предки были пфальцграфами на Рейне так давно, что я даже не помню даты. Отпрыски же другой ветви обосновались на Дунае, откуда и возник второй род Фройдстейнов, но мои рейнские предки тем временем потеряли и титул, и состояние, когда восстали против Барбароссы во времена славных бургграфов; выжил только один ребенок из этого рода, спасенный вассалом; со временем он отправился на Дунай искать родственников, затем женился на одной из наследниц, принадлежавшей этой ветви, отсюда пошли мои предки, и я тоже.

— Значит, вы граф фон Фройдстейн?

— Точно так же как Карл Первый — король Испании.

— Почему вы не носите титула?

— Потому что не хочу, чтобы меня называли графом, когда у меня нет кареты с лакеями на запятках. Граф, зарабатывающий на жизнь, на мой взгляд, нечто противоестественное, и я никогда не позволю себе выглядеть так.

— Он чрезвычайно благородный и здравомыслящий человек, — сказала вечером княгиня своей горничной, — и заслуживает больше того, что у нее есть.

С этого дня г-жа Сальтарелло, или Бокканегра — это уж как вам угодно, — очень заинтересовалась Фройдстейном, никому об этом не говоря, даже упомянутой горничной, которая до той поры была в курсе всех ее капризов. Княгиня незаметно наблюдала за графом: те, кто знает женщин, понимают значение подобного признака в их поведении. Это нисколько не отразилось на ее страсти к развлечениям — княгиня по-прежнему оставалась самой блестящей и элегантной среди испанских дам, и ее белокурые волосы продолжали кружить головы всех придворных ветреников.

Между тем одна уже немолодая сеньора, в свое время вызывавшая в обществе много разговоров, решила поразвлечь себя и других в своем доме, как если бы ей было еще двадцать лет. Она стала устраивать маскарады и костюмированные балы, куда охотно съезжалось все общество. Это стало модой, неудержимым влечением. Ее дворец был роскошен, сады, окружавшие его, великолепны, хозяйка украсила их и осветила на венецианский лад, как это сделал герцог де Асторга на своем знаменитом приеме; гости разбредались по косым аллеям, укрывались в беседках, говорили о любви при свете луны и под звуки серенад, исполняемых невидимыми музыкантами. Волокиты были в восторге — такого удобного места для ухаживания никогда еще не было.

Но однажды в разгар веселья появился некий принц крови, по женской линии принадлежавший к Австрийской династии, а по мужской — к династии Ваза и не помню к каким еще королевским родам. Он был послан к испанскому двору с тайной миссией — проследить за Мансфельдом, который не продвинулся к цели, и попытаться ускорить решение вопроса о наследовании испанского трона, не дававшего спокойно спать венскому кабинету. Принц — его звали герцог Ольденбургский — был необыкновенно красив, очень хитер, но самонадеян и дерзок, как трое выскочек, вместе взятых. Он считал себя чудом рода человеческого, не допускал, что его могут отвергнуть, и всякую женщину, позволившую ему поцеловать руку, считал погибшей.

Герцог был принят королевской четой, нашел королеву красивой и вообразил, что она проявила к нему интерес. Он увидел г-жу Бокканегра у кардинала, высокомерно обошелся с ней, не откровенно, разумеется, а в своих высказываниях, о чем княгиня тут же узнала, ведь всегда находятся люди, готовые пересказать другому то, что тому будет неприятно.

Госпожа Бокканегра любила подшутить; в ней текла итальянская кровь, и она поклялась отомстить герцогу; оставалось только придумать, каким образом. Наиболее примитивный способ — заставить герцога Ольденбургского влюбиться в нее, а затем посмеяться над его любовью. Но, во-первых, это было нелегко: такие люди бывают влюблены только в себя; во-вторых, подобные положения слишком обычны, а княгиня хотела большего.

Она ломала голову, как отомстить, и случай подсказал ей путь, который она искала, значительно раньше, чем ей приходилось надеяться.

Однажды вечером княгиня в сопровождении своей обычной свиты отправилась на бал к сеньоре Октавии Бенарес. На ней было французское платье, любимое ею и подчеркивающее совершенства ее фигуры. Издалека видны были только белокурые волосы, которые она убрала под капюшон накидки, будто святоша, собравшаяся к мессе.

Герцог Ольденбургский позволил себе проявить убежденность, что он привлек внимание королевы. Над ним посмеялись — такое самомнение ничего другого и не заслуживало: королева была слишком уважаема всеми, чтобы подобные причуды могли повредить ее репутации.

На бал герцог явился с важным видом прямо из королевского дворца, где провел все послеобеденное время в беседах с Анной о ее близких, которых он знал, и о многом другом, связанном с ее родиной, чем она всегда интересовалась. Он ушел от королевы в полной уверенности, что обольстил ее и что Мансфельд с Дармштадтом были просто неумелыми поклонниками и глупцами, а он за несколько дней покорил крепость.

Прогуливаясь по аллее, он вдруг заметил проходившую мимо женщину во французском платье. Один из его приближенных со свойственным ему легкомыслием заметил:

— Посмотрите на эту женщину в платье с золотисто-коричневым верхом, взгляните на ее белокурые волосы, которые она старается спрятать, на эту фигуру… Это же королева!

— О! Я должен был узнать ее по взгляду, который она бросила на меня, проходя, — воскликнул Ольденбург.

И он тут же устремился за ускользающей красавицей, крикнув своим приятелям, чтобы они не шли за ней, потому что эта женщина, без сомнения, появилась на балу, чтобы встретиться с ним.

Предположение, что королева Испании, особенно такая, как Анна, приехала на подобного рода бал, было столь смехотворным, что многие присутствующие захохотали.

— Пусть бежит, — совсем тихо сказали они, — он получит хороший урок, ведь это Бокканегра.

Скоро герцог настиг маску, за которой погнался, и, хотя он тоже был в маске, оставался вполне узнаваемым (он не любил прятать свое лицо, особенно поразительно красивые рот и зубы, поэтому на нем была лишь бархатная полумаска).

Приблизившись к княгине (а это была действительно она), герцог повел себя галантно и вместе с тем почтительно, чем очень удивил ее, если учесть, какое мнение о ней он высказывал.

— О госпожа, как вы добры! Я в смущении… Неужели вы хотите продолжить недавний разговор? Я слишком счастлив — мне помогает случай.

Бокканегра не могла отказать себе в удовольствии посмеяться над самодовольным вельможей. Она не любила королеву и была не прочь бросить на нее тень; впрочем, княгиня собиралась открыться герцогу до окончания бала, чтобы преподать ему урок, как выразились сеньоры.

Она отвечала герцогу уклончиво и на немецком языке, который при испанском дворе знали все вследствие продолжительных связей с Австрией. Княгиня отослала сопровождавшего ее Фройдстейна, попросив его не терять их из виду, и сломя голову бросилась в авантюру, от которой ждала бесконечного удовлетворения.