Александр Дюма - Царица Сладострастия. Две королевы

Кардинал по просьбе племянницы написал письмо, в котором просил помиловать виновного, защищавшего княгиню Сальтарелло, жестоко оскорбленную покойным. Он рассчитывал на такое снисхождение как человек, не раз доказавший свою преданность августейшему двору и заслуживший его расположение.

Его даже не удостоили ответом, а граф фон Мансфельд получил новый приказ, строже первого. Кардинал тяжело воспринял унижение и не смог скрыть своего возмущения от племянницы и некоторых друзей. Княгиня внимательно выслушала его.

— Ваше преосвященство, — сказала она, — что же теперь будет с господином фон Фройдстейном?

— А вот что, сударыня: его станут искать и, если найдут, отправят в Вену, где он недолго пробудет в живых.

— Неужели мы допустим такое, дядюшка? Ведь этот дворянин оказался в опасности из-за меня.

— Единственный способ спасти его — узнать, где он прячется, и тайно переправить во Францию или другую страну, враждебную Австрии.

— Я это узнаю, ваше преосвященство.

— А я обещаю вам помочь, сделаю все, что от меня зависит, чтобы он благополучно выпутался из этой истории.

— Хорошо, дядюшка, — спокойно ответила она. Племянница прекрасно знала, где найти Фройдстейна: его друг не скрыл от нее, где тот прячется, когда приходил узнать от имени ее защитника, каковы будут распоряжения княгини. Бокканегра была добрым и надежным другом; после случившегося она все тщательно продумала и решила, что должна вознаградить того, кто так отважно рисковал жизнью ради нее. Посоветовавшись с дядей, она написала Фройдстейну:

"Вы говорили, что готовы принять состояние от любимой женщины; если Вы откажетесь от моего, это будет означать, что Вы не любите меня".

Через час он ответил ей:

"Я приму все, если Вы любите меня, сударыня, и не возьму ничего, если Вами движет лишь жалость к страдальцу".

Ответ г-жи Бокканегра не заставил себя ждать; на этот раз он был еще лаконичнее и выразительнее:

"Когда мы уедем вместе? Благородная женщина должна разделять изгнание мужа".

Фройдстейн был на верху блаженства и чуть не погубил себя: он хотел средь белого дня отправиться к княгине и броситься к ее ногам. Его остановил только запрет с ее стороны. Фройдстейн покинул свое убежище ночью, пришел к кардиналу и оставался у него до полуночи, пока в часовне самим его преосвященством не был обвенчан с прекрасной Сальтарелло. Порто-Карреро согласился на этот брак, убедившись, что перед ним действительно граф фон Фройдстейн, которому недостает лишь родового богатства.

Графа искали по всей Испании, а он скрывался во дворце кардинала. Никто и не заподозрил, что он находится здесь. Княгиня понемногу готовилась к отъезду. Чтобы в Испании забыли о ее последних приключениях, она решила удалиться из Мадрида и отправиться в Лиссабон, где у нее были денежные интересы. И друзья и враги отнеслись к такому шагу с пониманием; к тому же княгиня вела себя совершенно беззаботно и, казалось, была даже огорчена гем, что покидает эту страну, сменив ее на другую, совсем ей незнакомую.

Среди ее самых ничтожных лакеев было несколько негров — нубийцев и кафров, она их очень любила. Разодетые в пестрые ливреи, они ехали в хвосте ее кортежа вместе со слугами, приставленными к вьючным животным. Княгиня не спеша пересекла Испанию, прибыла в Лиссабон, а через некоторое время "Голландская газета" сообщила, что граф и графиня фон Фройдстейн были приняты их величествами королем и королевой Португалии.

Трюк, как видите, прекрасно удался. Однако кардинал на этом не успокоился. Он не забыл, как с ним обошлись, и, затаив злобу, поклялся, что, пока он жив, Австрийский дом не унаследует испанский престол, даже если наследника придется искать на другом краю света.

Принц Дармштадтский был твердо убежден, что эта незаметная причина сильно повлияла на решение вопроса о завещании: Порто-Карреро не хвастался своими заслугами, он был слишком искушенным политиком, чтобы не разглагольствовать прежде всего о благе государства. Хотя эти знаменитые политики, так усердно отстаивающие интересы других, преследуют обычно лишь свои цели, думая прежде всего о том, что выгодно им. Я имела возможность разглядеть их вблизи и знаю, о чем говорю, можете мне поверить.

Мансфельд тоже был несколько обижен вследствие этого дела и, быть может поэтому, не проявил особого рвения в поисках виновного. Однажды у него вырвалась фраза:

— Теперь они узнают: в Испании нельзя делать все, что им захочется и когда им захочется.

Но, провалив дело наполовину, граф с еще большим азартом начал осуществлять намеченный план. Он усилил свое давление на Берлепш, требуя, чтобы та повлияла на королеву, и еще упорнее наступал на Дармштадта, упрекая его в нерешительности, в том, что он ведет себя как ребенок, который пугается тени. Принц бывал у королевы чуть ли не каждый день, но, несмотря на все его усилия, Анна оставалась такой спокойной и невозмутимой, что невозможно было принять за страсть то чувство, которое она испытывала к нему.

Королева была чрезвычайно милостива, даже предупредительна по отношению к принцу, чем окончательно обезоруживала его. А Берлепш подбадривала и Дармштадта и Мансфельда, порою удивляясь бесконечным переговорам с ними.

— Вы не знаете королеву, — говорила она, — не знаете, как живется во дворце, где все словно замерли, где каждому предназначено определенное место, и он не смеет занять другое. Король никогда не расстается с супругой, и главная камеристка всегда при ней. Королева не может написать, поскольку ей не оставляют ни перьев, ни чернил; когда она хочет сообщить что-то близким, приглашают секретаря, который держит письменные принадлежности под замком, и не из-за ревности короля, а по приказу герцогини де Вильяфранка, довольно мягкой в остальном, но несгибаемой в этом. По-моему, все опасаются, и вы, наверное, в первую очередь опасаетесь, что настрой короля по отношению к престолонаследию не совсем ясен. И если я сообщаю вам, господин граф, уже известное вам, то только для того, чтобы объяснить, чего вы не понимаете.

Доводы выглядели вполне убедительными, приходилось прислушиваться к ним, и Мансфельд на какое-то время приутих. Но принц Дармштадтский терял терпение. Берлепш не сомневалась, что он любим, и, как я уже говорила, искренне в это верила. Женщина с такой, как у нее, душой, не могла понять и оценить чувства Анны к королю. Берлепш задумала услужить королеве, заставить ее преодолеть нерешительность и незаметно сблизить с человеком, который дал бы ей утешение в страданиях и одиночестве. Король должен был отправиться в Эскориал, куда он ездил один, чтобы помолиться у гробницы покойной королевы. Карл не любил, чтобы Анна сопровождала его; находясь в здравом рассудке, он понимал, что для нее это было пыткой, и хотел избавить от муки супругу, хотя она всегда умоляла его не оставлять ее в Мадриде.