Альфред Мейсон - Четыре пера

Она представляла, как сидя в маленьком и убогом выбеленном кафе и глядя в окно, Гарри бренчит увертюру арабам и грекам. Чувствовал ли он, как она сама этой ночью, нечто невесомое, слабое эхо, протянутое между ними через весь мир? Теперь Этни понимала — как бы впредь она ни старалась забыть Гарри Фивершема, это будет только притворство. Образ того кафе в пустынном городке навсегда останется в её памяти, однако она не намеревалась отступать от своего решения — делать вид, что забыла. Когда-то она была несправедливо жестока с Гарри, и именно это укрепляло намерение не допустить, чтобы и Дюрранс страдал по её вине.

— В прошлом году на Хилл-стрит я сказал тебе, Этни, что никогда бы не хотел вновь встретить Фивершема. Я ошибался. Это ему было неприятно меня видеть, а не мне. Когда он понял, что выкрикнул мое имя, он пытался скрыться в толпе, начал бормотать что-то по-гречески, но я схватил его за руку и не отпустил. Он сильно вас подвел, я это знаю, но в тот момент не вспомнил. Я лишь помнил те годы, когда Гарри Фивершем был моим другом, лучшим другом, как мы гребли в одной лодке в Оксфорде, он задавал ритм, как полосы на его свитере во время восьми заплывов начинали вызывать у меня головокружение на последних ярдах. Летом мы вместе плавали в Сэндфордской запруде. Мы ужинали на острове Кеннингтон, мы сбегали с лекций и отправлялись в Шер и Айлип. И вот он оказался в Вади-Хальфе, среди музыкантов — изгой, павший в такие глубины несчастий, что приходится бренчать на цитре в жалком городишке перед толпой местных, всего лишь за ночлег и еду.

— Нет, — внезапно прервала его Этни, — он находился в Вади-Хальфе не из-за этого.

— Тогда зачем?

— Я не знаю. Но он не нуждался в деньгах. Отец продолжил выплачивать ему содержание, и он его принимал.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Я только сегодня об этом слышала.

Она проговорилась, но на мгновение Этни позабыла об осторожности. Она даже не заметила оговорку — её слишком поглотила история Дюрранса. Сам же Дюрранс был насторожен менее обычного и тоже упустил эти слова.

— Значит, вы так и не узнали, что привело мистера Фивершема в Вади-Хальфу? Вы его не спрашивали? Не спрашивали? Почему?

Она была разочарована, и выдала горечь в этой реплике. Последние новости о Гарри Фивершеме оказались неполными, как половина письма. И потерю уже никак не восполнишь.

— Я был глуп, — сказал Дюрранс. В его голосе слышалось почти такое же сожаление, как в ее, и из-за этого он не заметил горячность ее речи. — Я себя не прощу. Он был моим другом, я держал его за руку и отпустил. Я был глупцом, — и он стукнул себя кулаком по лбу.

— Он заговорил по-арабски, — продолжил Дюрранс, — заверяя меня, что он и его компаньоны — мирные и бедные люди, они даже вернули бы мне деньги, если я дал больше необходимого. И всё это время он пятился от меня. Но я тут же его схватил и сказал: «Гарри Фивершем, так не пойдет», и тогда он сдался и шепотом заговорил на английском: «Дай мне уйти, Джек, дай мне уйти». Вокруг нас собралась толпа. У Гарри явно были мотивы сохранять тайну, как я тогда думал — стыд от его падения. «Приходи ко мне в Хальфу, когда освободишься», — сказал я и отпустил его. Всю ночь я прождал его на веранде, но он не пришел. Утром я отправился в пустыню. Я чуть не заговорил о нем с одним другом, который пришел меня проводить. Вообще-то, вы его знаете, это Колдер — тот, кто послал телеграмму, — засмеялся Дюрранс.

— Да, я помню, — ответила Этни.

Она проговорилась во второй раз за вечер. Дюрранс не должен был знать, что она видела телеграмму Колдера. Но Этни снова не заметила оговорку. Ей даже не пришло в голову, каким образом Дюрранс догадался об отправке телеграммы.

— В самый последний момент, — сказал Дюрранс, — когда верблюд уже поднялся с земли, я нагнулся, чтобы попросить его повидаться с Фивершемом. Но промолчал. Видите ли, я же ничего не знал о том, что у него есть деньги. Я считал, что он упал так низко, и не стоит выдавать этого кому-то еще. И потому я так ничего и не сказал.

Этни кивнула. Она всецело это одобряла, какими бы горькими ни были ее сожаления о пробеле в сведениях.

— И больше вы мистера Фивершема не видели?

— Я отсутствовал больше двух месяцев и вернулся слепым, — просто ответил он, и простота этих слов тронула Этни до глубины души.

Он извинялся за свою слепоту, потому что из-за этого не смог ничего больше узнать. Этни начала осознавать, что с ней говорит именно Дюрранс, но он продолжил, и его слова лишили её всякой осторожности.

— Я немедленно выехал в Каир вместе с Колдером. Там я рассказал ему о Гарри Фивершеме и нашей встрече в Теуфикье. Я попросил Колдера навести справки, когда он вернется в Хальфу, найти Гарри Фивершема и помочь ему, и попросил сообщить мне о результатах. Неделю спустя я получил от Колдера письмо, и оно меня встревожило, сильно встревожило.

— Что там говорилось? — встрепенулась Этни и повернулась в сторону Дюрранса. Она наклонилась, чтобы лучше видеть его лицо, но оно скрывалось в темноте. Её вдруг охватил леденящий кровь страх, но тут из темноты заговорил Дюрранс:

— Что две женщины и старый грек вернулись на север, в Асуан, на пароходе.

— Значит, мистер Фивершем остался в Вади-Хальфе? Так? — нетерпеливо спросила она.

— Нет. Гарри Фивершем не остался. Он выскользнул из Хальфы в тот же день, что я поехал на восток. А он отправился на юг.

— В пустыню?

— Да, но на юг, на вражескую территорию. Он ушел в том же виде, вместе со своей цитрой. Его видели. Не может быть никаких сомнений.

Этни помолчала, а потом спросила:

— То письмо при вас?

— Да.

— Я бы хотела прочесть его.

Она встала и подошла к Дюррансу. Он достал письмо из кармана и протянул ей, и Этни поднесла его к окну, к лунному свету. Этни стояла близко к окну, прижав руку к сердцу, и раз за разом перечитывала строчки. В письме четко говорилось, что грек, владелец кафе, сообщил, что Джозеппи (под этим именем он знал Фивершема) пошел на юг, взяв с собой бурдюк с водой и запас фиников, хотя зачем он туда пошел, грек либо не знал, либо не хотел говорить. Этни хотелось задать вопрос, но она боялась, что язык начнет запинаться.

— Что с ним будет?

— В лучшем случае плен, в худшем — смерть. Смерть от голода, жажды или от рук дервишей. Но есть надежда, что всего лишь плен. Он белый. Если его поймают, то, скорее всего, посчитают шпионом и будут уверены, что у него есть сведения о наших силах и планах. Скорее всего, его отправят в Умдурман. Я написал Колдеру. В Вади-Хальфе полно шпионов, мы часто слышим о том, что происходит в Умдурмане. Если Фивершем там, я рано или поздно узнаю. Но он, наверное, сошел с ума, это единственное возможное объяснение.

У Этни было другое, и она знала, что правильное. Забывшись, она сказала Дюррансу: