Стивен Робертс - Остров затонувших кораблей

Меня вывели на палубу и окатили холодной водой. Это немного прочистило забитые мозги и привело меня в чувство.

— Кого я вижу перед собой? — голос был знакомым, да и говор этот ни с чем не спутаешь. Лавассер, или Ла Буш, как называли его у нас на корабле.

Я промолчал. Не понял, то ли меня спрашивают, то ли приветствуют старого знакомца.

— Как тебя… Мушкетон? — Лавассер улыбался, как старому другу. Только я видел, что это не улыбка, а акулий оскал.

— Гннн… — попытался я сказать и вдруг почувствовал, что в глотке скопилась загусшая кровь. Я попытался сплюнуть, но лишь закашлялся.

— Что?

— Ганн! — выговорил я с трудом. На языке была горечь.

— Ганн. Чудесно. Мне сказали, ты тот самый человек, что был на «Дю Капе»?

Я опустил голову. Звучало, как приговор.

— Замечательно. Вижу, ты в раскаянии. Справедливость есть. Как ты думаешь, Ганн… Капитан Флинт тоже раскаивается?

Он издевается? Если да, то слишком спокойно, без тени улыбки, словно в спектакле роль играет.

— В чём? — спросил я, хотя прекрасно знал, что француз имеет в виду. Просто нужно было спросить, держать разговор. Я чувствовал, что потеряв ко мне интерес, Ла Буш просто избавится от одного из врагов.

— В своём предательстве, разумеется. Или вы считаете, что поступили честно, обокрав нас и оставив на растерзание даго?

— Я не знаю.

— Конечно, нет. Вы, Булли, все схожи. Заносчивые и трусливые, а предательство у вас в крови.

Я вскипел. Мало того, что меня избили, так ещё и издеваются. А что терять? Мне уж одна дорога.

— Я не предатель! И мы сами захватили каракку, без вас! Наша…

— Да? — Ля Буш даже не слушал. — Великолепно. По твоему, неожиданный удар по голове — признак хорошего тона?

Я промолчал. На это мне ответить было нечего.

— Хорошо. Перейдём к делу. Я не виню тебя в действиях капитана. Ты просто матрос. Сколько ты стоишь?

Вопрос застал меня врасплох. В каком смысле?

— Я предлагаю тебе жизнь. Ты можешь купить её. Поможешь нам вернуть наше по праву, я отпущу тебя. Есть согласие?

Он ещё спрашивает у приговорённого к смерти, не хочет ли тот отказаться от приговора!!!

Цену мне назначили. Пришлось платить. Француз хотел знать, сколько нас, сколько боеприпасов, где корабль. И я говорил.

Я врал, как грешник на исповеди. Сколько нас? Да пожалуйста. Девяносто шесть. Я ведь не врал, ровно столько нас было, когда мы расстались у Реньюона.

Есть ли оружие? А у какого пирата его нет? Разве что у того, который уже на виселице болтается, ему оно ни к чему.

Где корабль? Там, где и положено, где — то у острова. Точно не знаю.

А, второй корабль? А какой первый, «Морж»? Я рискнул, решив, что Лавассер не знает об исчезновении «Кассандры». Значит, второй отстал, вместе с половиной команды. Да, нас выходит, пока только сорок человек. Но ведь меня спрашивали обо всех людях Флинта, а не только о тех, что рядом. Прошу прощения, господин капитан.

В общем, я не врал. Говорил только правду, лишь малость устарелую. Не знаю, верили мне негодяи, или нет. Честно говоря, соображал я туго, и очень хотелось пить.

Воды мне дали.

— Где груз с «Дю Капа»? — Ля Буш перешёл к главному вопросу незаметно, но уж тут его глаза засверкали. Я заметил, как он напрягся, даже чуть приподнявшись со своего сидения.

Вот тут полуправдой мне было не отделаться. Горлопан раскусит ложь, это как пить дать. Он поверит только тому, на что сам рассчитывает. Знает ли он, что добычу мы погрузили на «Морж», а не на «Кассандру»? Наверняка. А нашли ли они наш корабль? Вполне возможно. Тут уж однозначно, врать было опасно.

— Оно у Флинта.

— На корабле?

— Нет, при себе.

Горлопан рыкнул:

— В кармане, что ли? Отвечай, скотина, где моё золото?!!

— Флинт выгрузил его на остров…

Я сказал половину правды в надежде, что дальнейших расспросов не последует. И это сработало!

— В блокгаузе… — Проговорил Ла Буш, успокаиваясь. Он даже заулыбался. Ясно дело, денежки не уплыли, а находятся здесь, рядышком. Руку протяни.

Всё ещё улыбаясь, француз налил в два бокала вина. Один протянул мне.

— Всё это хорошо. Но я бы хотел оценить твою полезность, Пистоль…

— Ганн…

— Ну да, одно дело… Скажи всё же, сколько ты стоишь? Что можешь предложить за свою жизнь? Выкуп? Помощь?…

Выкуп. Ага. Флинт как раз такой, что раскошелится. Да и другие… Словно молния ударила, в самое сердце… Только тут я понял, как одинок. Нет у меня друзей-подельников. Некому за меня заплатить.

Горлопан рассматривал меня, словно некую вещицу. И сомнения, отразившиеся на моём лице, не избежали его взгляда.

— Молчишь? Бесполезный дурак… Повесить его… — Сказал он скучно, как бы устало.

Я выронил бокал…

Сидеть взаперти и ждать смерти — вот что нам оставалось. Еды хватило бы на пару дней, воды хоть на год — прямо из под земли в блокгаузе вытекал родник. Укрепление, как и все защитные сооружения, находилось на вершине холма, на более плавном склоне. Поднявшись на крышу, можно было осмотреть весь остров до подножия холмов, поименованных по названиях корабельных мачт. Грот-мачта, высочайший из холмов, подобно Вавилонской башне поднималась в небо, укрывая блокгайз величественной тенью в предзакатный час. Её лесистые склоны сменялись на большей высоте редкими кустарниками и травянистыми полянами. Верхушка же, обдуваемая ветрами, была голой, с обнажёнными от земли скалистыми боками. Туда не забегали даже козы. И где-то у подножия Грот-мачты покоились все наши надежды, запертые в тяжелых ящиках с клеймом «Моржа»…

Ночь прошла тихо. С берега доносились крики и песни, французы вперемешку с португальцами наслаждались отдыхом на берегу и веселились в предвкушении хорошей добычи. Мы же сидели тихо, боясь лишним движением навлечь беду. Даже огонь не зажигали. Единственная свеча в углу освещала блокгауз. Косой Том молился всю ночь, и никто не возмущался его бормотанию. Кто мог спать, уж уснул, остальные молчали, вслушиваясь в ночь. В любой момент мы могли ожидать нападения. Часовые всматривались в темень сквозь бойницы.

Я уснул лишь к утру, неспокойным сном. И проснулся ещё более усталым, нежели накануне. Звук выстрела заставил вскочить меня на ноги.

Бена мы нашли на прогалине между лесом и частоколом. Утром часовой увидел лежащее тело и с перепугу пальнул, решив, что кто-то подкрадывается к лагерю. Лишь когда в ответ ни стрельбы, ни движения не последовало, рискнул выглянуть и присмотреться. Мы поначалу подумали, что разбойники Ла Буша подкинули нам мертвяка. С предосторожностями, под прикрытием мушкетов, мы послали двух парней подобрать избитого, окровавленного, в изорванной одежде, Бена. Не знали, живой он, или околел.