Борис Орешкин - Четыре дня с Ильей Муромцем [повести]

В ход снова пошел сучок-ведунок. Привел он старика прямо к кусту бузины, что рос неподалеку, в овраге.

— Ищите здесь…

И вправду, наконечник лежал в траве.

— Хватайте его!

Парни кинулись, вцепились руками в беглеца.

— Давайте сюда. Заговорить его надо, чтобы не бегал больше.

Пошептав над наконечником, Колдун трижды сплюнул и совсем уже другим голосом, спокойно сказал:

— Теперь не убежит. Можно к древку приделывать.

У парней после такого дела весь хмель из головы выскочил. И опять они стали побаиваться Колдуна. А тот посмотрел на темнеющее небо и приглушенным, таинственным голосом предложил:

— Пойдемте в воду смотреть… Самое время.

Пробираясь сквозь кусты, дошли до родника, откуда брал начало ручей. Ни Вел, ни Бал никогда еще тут не были. Страшное, запретное место. Одному Колдуну доступное. Без него пойдешь — загубят кровожадные злые Духи. В этом овраге их полным-полно.

У родника остановились несмело. Темно вокруг, жутко.

— Глядите в воду, — шепнул Колдун. — Хорошенько глядите. Да нагнитесь, чтобы глаза ближе были.

В черной, гладкой воде все было перевернуто: и луна, и небо со звездами, и вершины деревьев, и головы Вела с Балом. И нельзя понять, где верх, где низ. То ли в воду смотришь, то ли летишь высоко-высоко, а под тобой небо с луной и звездами…

— Что видишь? — прошептал над ухом у Вела Колдун.

Вел только головой помотал. Ничего, мол, не вижу.

— Плохо глядишь. Не моргая надо смотреть.

Рябь по воде пошла. Заплясали, запрыгали звезды внизу, шевельнулись ветви и головы. Страшно.

— Видишь, челн по реке плывет и ты в нем? — шептал Колдун. — И Бал в том же челне. Вдвоем плывете. Челн сильно нагружен.

Вел изо всех сил напрягал глаза, стараясь рассмотреть в зыбких, дрожащих тенях очертания лодки. А Колдун все нашептывал:

— Соль сыплется. Много соли… А место совсем незнакомое. Деревьев нет, только трава растет. Люди на безрогих лосях едут. Видишь? Опять лодка плывет. Двое в лодке: ты и Бал. Назад возвращаетесь. Везете куски бронзы да кожаные мешки с солью. Вот рука Бала, вот твоя. Вместе добычу держите…

— Какую добычу? Не вижу я ничего… — прохрипел Бал.

— Смотреть не умеешь! Мы с Велом видим, а ты нет?

Колдун вдруг пошатнулся, простер руки над родником, в страхе попятился:

— Не трогай, не трогай нас! Мы уходим…

Парни опрометью кинулись сквозь кусты подальше от страшного места. Пришли в себя только у костра, совсем прогоревшего. Вел тут же принялся вновь раздувать огонь. Не спеша, с достоинством подошедший Колдун подсел к костру, долго думал о чем-то. Прощаясь, он, как о деле уже решенном, сказал:

— На этот раз к Торжищу вы поедете. Видели, что вода показала? Бронзы побольше выменяйте. И соли. Да меня, старика, не забудьте, — хитро подмигнул он. — Как назад поплывете, сначала ко мне заверните. Потолкуем кое о чем. Со мной в дружбе жить надо! А то, глядишь, и расскажут Духи про то, как Бал кусок обруча от всех утаил… Они ведь все видели! От них не скроешься. Только я помочь вам могу. Поняли? Ну ладно, теперь идите в жилище. Да никому чтоб ни слова!

Выбравшись из оврага, парни пошли не тропинкой, а лесом, кружным путем. Шли «повернув следы», пятясь задом. Хоть и добрый сегодня Колдун, а кто его знает, вдруг Порчу нашлет? Но Вел с Балом тоже хитрые: побежит Порча по их следам, да запутается, следы уведут ее не в ту сторону.

Из-под опущенных век Крисс смотрел на закопченные, из жердей сделанные стены жилища, слушал неторопливые голоса мужчин, смех женщин, плач и взвизгивания ребятишек. За долгие дни болезни он стал лучше понимать язык этого племени, привык к дымному, но зато теплому, врытому в землю жилищу.

В центральном проходе у каменных очагов хлопочут женщины. Запах жареной дичи приятно щекочет ноздри. Как всегда, синеглазая сестра Вела — Геда протянет ему большой кусок мяса и горшочек с кисло-сладким напитком. И будет смотреть на него странным взглядом, в котором не поймешь, чего больше — жалости или насмешки.

Раны на груди уже зажили. И нога в порядке. Он мог бы встать, подойти к очагу, поесть вместе со всеми. Но зачем? Еще работать заставят… Каждый день после утренней еды в жилище остаются только несколько женщин да целая орава ребятишек. Все остальные куда-то уходят. Но не очень торопятся. Сидят, шутят, переговариваются. Крисс усмехнулся: сюда бы рыжего Бача с его сыромятным бичом. Он бы не дал залеживаться ни ему, Криссу, ни всем остальным!

Правда, иногда все мужчины уходят чуть свет и возвращаются только ночью, а то и на следующий день, принося с собой туши оленей, кабанов, коз или целые связки битой птицы. Странные люди! Нет у них не только надсмотрщика, но даже и своего предводителя, как у всех племен. Похоже, что в жилище заправляют всем женщины. По крайней мере, у каждого из пяти очагов заметно выделяется одна, главная, женщина. Ее слушаются даже охотники, эти добродушные бородатые великаны. И что самое удивительное: сколько уже дней наблюдает он жизнь этих людей, но не видел ни одной ссоры. А ведь тут живет много отдельных семей. У каждого очага по две-три. И только для ребятишек все большое жилище — родной дом. У любого очага их накормят и приласкают. С ребят постарше и спрос побольше. Молодые почтительны к старшим, но никто ни перед кем спину не гнет, страха не чувствует.

Неужели правду говорил старый Дук, с которым вместе бежали из рабства, что в его племени нет высокородных властителей, нет вождей, нет торговцев? Что здесь все равны, все работают сами на себя без всяких надсмотрщиков? Похоже, что так. Но ведь это варвары! Что они видят в жизни? Как пользуются своей свободой? Разве знают они, как много может дать человеку власть, какие утонченные блюда, напитки, зрелища, наслаждения бывают на свете…

Задумавшись, Крисс вздрогнул от громкого крика. Все вскочили с мест, бросились к выходу. Нападение? Но мужчины не брали с собой оружия, и не было тревоги в этой сумятице. Наоборот, люди выбегали наружу весело, словно давно ждали и наконец дождались чего-то важного и хорошего. Крисс тоже вышел из опустевшего жилища. Голова закружилась от яркого света и чистого воздуха. Он постоял, стараясь унять гулкие удары сердца. Да, долгое лежание дало о себе знать. Крисс огляделся вокруг. Прямо перед входом в жилище на зеленом лужке стоял врытый в землю столб с грубо вырезанными чертами человеческого лица. На торчащем вперед сучке, нарочно оставленном при обработке дерева, лежали подсохшие полевые цветы. За столбом близко к жилью подступали высокие сосны пронизанного солнцем бора. Позади жилища шел спуск к реке. На берегу торчали многочисленные колья для просушки сетей и вяления рыбы, лежали большие конические корзины из прутьев — верши, в песок уткнулись несколько долбленых лодок.