Карен Мейтленд - Проклятие виселицы

— Если она из неё ела, меня это устроит. Приходи за амулетом на закате.

Гита знала, что эта затея обречена на неудачу, как если бы влюбились лосось и ласточка. Парнишка был лесным жителем, девушка принадлежала морю, и где бы они свили гнёздышко? Но молодые наивно верят, что любовь преодолеет все препятствия.

— Ты не потеряешь эту раковину? - с тревогой спросил парень.

— Я буду беречь ее как жемчуг.

Паренёк осторожно положил раковину на ее ладонь и быстро отскочил в сторону.

Гита повернула раковину в ладони и провела пальцем по внутренней гладкой переливающейся поверхности. Она наклонила ракушку к солнечным лучам, наблюдая, как серебристые, голубые и розовые искорки вспыхивают на освещенной солнцем поверхности, словно песчинки в ручейке.

— Ты собираешься использовать те же чары, что и тогда, на сэра Джерарда? — подала голос Мадрон. — Они длятся недолго. Я говорила тебе использовать Ядву, но ты меня не послушала.

Гита сердито поднялась и, подойдя к шалашу, уставилась на лежащую внутри старуху, которая чуть приподнялась на постели из сухого папоротника.

— Я тебе говорила, я не применяла к нему чары. Он хотел меня. И взял бы меня в жены, если бы не его мать.

Старуха хрипло рассмеялась. Слепые глаза обратились в сторону Гиты — Мадрон точно чувствовала, где стоит дочь.

— Ему нравилось спать с тобой детка, но мужчина знатного происхождения никогда не возьмет в жены знахарку, даже рожденную свободной, если конечно, его не околдовать. Я предупреждала тебя, просто раздвинуть ноги — недостаточно, чтобы поймать самца вроде него, нужны силки покрепче.

— А ты всегда была против, чтобы он взял меня в жены, — резко ответила ей Гита. — Боялась, что я оставлю тебя гнить в одиночестве в твоей халупе, чтобы ты померла от голода и все про тебя позабыли бы.

— Ты была уже слишком стара, чтобы шляться как влюблённая девчонка. Кроме того, когда леди Анна запретила ему даже подходить к тебе, ты довольно быстро расквиталась за обиду.

Гита вздернула голову.

— Я всего лишь сказала правду.

— Это уж точно, но нужно ли было говорить правду?

Гита отвернулась, шагая между деревьями, не особо задумываясь, куда идёт, наверное, хотела уйти от Мадрон и ее слов. Но она знала, что никогда не сможет этого сделать. Двадцать лет назад Мадрон произнесла те же самые слова, они засели внутри Гиты, словно ленточный червь, и не давали покоя.

Когда-то Джерард любил ее. Она в этом уверена. Она была его первой любовью, и хотя он был младше на шесть лет, но что значила эта разница в возрасте — говорили они друг другу. Она привела его к первым робким прикосновениям, их тела впервые соединились в теплой влажной траве жарким летним вечером. Однако уже после нескольких встреч, когда она помогла ему открыть все тайны наслаждения своим и его телом, он брал её с бешеным исступлением.

Отстранившись друг от друга, обессиленные и счастливые, они лежали, глядя сквозь ветви деревьев вверх, на звёзды. Он называл ей незнакомые и странные имена созвездий, которые знал из книг — Дева, Лев, Скорпион. Она учила его называть звёзды именами, которые передавали из поколения в поколение — добрые знакомые имена: Путь мёртвых, Плуг, Лебедь. Они слушали уханье сов, зовущих подруг, крик козодоев и лай лисиц. А потом он снова обнимал её, и тогда они больше не видели и не слышали ничего, кроме жара своих сердец.

После того, как о них узнала его мать, Джерард не приходил много недель. Когда же он наконец появился, Гита была безумно рада — за то, что ослушался мать, она обожала его ещё больше. Она бросилась к нему, обхватила руками, поцеловала. Но Джерард взял её за плечи и отодвинул от себя.

— Я не могу. Я пришёл только сказать, что скоро женюсь — как только отец вернется со Святой войны. Я подумал, тебе следует знать. Я был обручён с ней ещё ребёнком.

— Обручён? — ошеломлённо повторила она. — И всё это время, шепча мне, что любишь, ты был обещан другой?

Он потупил глаза.

— Я едва знаком с этой девушкой, мы не встречались с самого детства. Я думал, ты понимаешь — все мужчины в моём положении... Кроме того, ты ведь знала, у нас с тобой не было будущего, мы просто приятно проводили время.

— Приятно! — вскрикнула она.

Джерард пытался остановить яростный поток гневных слов, зажимая ей рот, но она укусила его до крови. Он выругался, зажимая под мышкой руку. Он стал говорить другие слова, утешать, успокаивать, но Гита ничего не слышала. Она больше не хотела ничего слышать. Она бесновалась и кричала, и когда он ушёл, она думала о заклинаниях и ядах, в равной мере желая приворожить его и отравить, но в итоге так ничего и не сделала.

Мадрон права, ей следовало привязать Джерарда к себе с помощью Ядвы. Она могла так приворожить его, что он женился бы на Гите, несмотря на целую армию матерей. Но что толку привязывать к себе мужчину с помощью магии? Какая радость лежать в его объятьях, зная, что это не его выбор и он не понимает, что делает? Какое удовольствие просыпаться каждое утро, боясь, что сегодня чары рассеются, и когда он откроет глаза, в обращённом на тебя взгляде ты увидишь лишь отвращение?

Нет, Гита не желала так усмирять свою боль. Встречая холодный серый рассвет после многих бессонных ночей, она смогла придумать только одно, что отомстит за ее боль. Месть не вернёт ей Джерарда, но она накажет его страшнее, чем это способна сделать любая земная сила. Ведь так всегда учила дочку Мадрон — вкус мести слаще, чем вкус любви.

Люс провела Элену к первой из гостевых комнат, как их здесь называли. Она распахнула дверь и принялась распахивать ставни, чтобы впустить в комнату свежий воздух раннего утра.

— Тебе лучше начать отсюда. Расправь постели, проверь, что лампы наполнены маслом, а фитили подрезаны. Потом повороши камыш на полу, подсыпь немного свежей травы. Матушка любит порядок. Масло для ламп и мешки с травами для пола найдёшь во дворе, в кладовой.

Комната, прошлой ночью наполненная довольным хрюканьем, утром была пустой и тихой, только в дальнем конце ещё храпела какая-то пара. Они спали, сцепившись друг с другом, совсем голые, наброшенный плащ едва прикрывал зад девушки, положившей ногу поверх паха клиента. В отличие от комнаты, где Элена провела ночь, здесь имелись невысокие перегородки, отделявшие лежанки друг от друга — не ради уединения, поскольку отсеки были открыты со стороны узкого прохода, а чтобы хоть немного защититься от зимних сквозняков, а также чтобы клиенты случайно не задевали друг друга и не скатывались друг на друга в порывах страсти.

Люс опустилась на ближайшую кровать и, зевнув, свернулась поудобнее.

— Начинай, Холли.

Неуклюже двигаясь в одолженной Люс слишком большой юбке, Элена принялась разглаживать покрывала в первом отсеке.