Юлия Гнатюк - Деревянная книга

В жарком аэропорту, совсем не похожем на место вылета, Чумакова поджидал капитан в форме погранвойск.

– Здесь недалеко, на УАЗике километров пятнадцать, потом на «вертушке», и будем на месте, товарищ майор!

Чумаков кивнул.

Пока в тенечке на зеленой скамейке, сделанной солдатскими руками, поджидали экипаж вертолета, Юрий Сергеевич – так звали капитана – докладывал обстановку на границе.

– Неспокойно сейчас, частые прорывы разведывательных и диверсионных групп, захватывают людей, уводят скот на свою территорию. Мы, конечно, спуску не даем, но что-то они слишком активизировались…

Кажется, еще совсем недавно стрельба здесь, на границе, было ЧП. За каждый использованный патрон писали кучу обьяснений: почему и при каких обстоятельствах произведен выстрел. А теперь что там патроны, БТРы и «вертушки» в дело вступают, танки обещают вот-вот, война, одним словом…

Чумаков горько усмехнулся про себя: лукавил Николай Семенович, когда говорил, что обстановка нормальная. Дважды об отпуске напомнил. Боялся, что не поеду, что ли? А куда бы я делся?

Пятнистая машина, хищно ощетинившаяся пушками и круглыми кассетами реактивных снарядов, наконец, взвыла моторами, и капитан предложил пройти в вертолет. Опять взлет, второй за сегодня. Тонкокрылая многотонная стрекоза скользила в воздухе на удивление легко. Внизу квадратики и прямоугольники полей скоро сменились горными склонами, такими красивыми в лучах предвечернего солнца. Вершины скал, вонзившихся в небо, стояли, словно символ гордого самоутверждения: лишь им, породам необычайной прочности, крепким мышцам земли, подобно древнему Атланту, под силу удерживать купол небесного свода.

Чумаков уже четыре часа был в пути, плюс три часа разницы с местным временем, вот и вечер. Часовые пояса само собой, но Вячеслав Михайлович отчего-то почувствовал себя обделенным на эти три часа, канувшие в невозвратность. Он буквально физически ощутил, как мельчайшие частицы времени навсегда уносятся в прошлое. Тогда в разговоре с Андреем он сказал, что после человека остается память. Теологи утверждают, что не умирает душа. Но что это такое, и существует ли она на самом деле? Доказать и то, и другое одинаково трудно. Но попробуем рассуждать логически.

Каждый вечер, ложась спать, мы щелкаем выключателем, и лампочка в комнате гаснет. Каждый вечер она умирает, потому что не может существовать без источника питания.

Может ли существовать свет после щелчка выключателя? Могут ли сохраняться человеческие мысли после смерти мозга? Свет исчезает сразу, как только мы прерываем цепь. А свет Солнца? Он достигает нашей Земли только через восемь минут и уносится дальше. Если бы Солнце внезапно погасло, то для нас оно существовало бы еще восемь минут, а для дальних планет еще дольше. Свет миллионы лет летит по Вселенной, и мы порой наблюдаем фантастическое зрелище: мерцание уже давным-давно умерших звезд! А сколько он еще будет блуждать? И в какое состояние перейдет потом? По теории некоторых ученых материя в Космосе образуется из потерявших скорость квантов света.

Выходит, все дело в силе излучения? Может, и свет маленькой лампочки не исчезает сразу, и не заметные нашему глазу фотоны еще долго носятся по комнате, увязая в вещах и предметах. А ведь человек, как живой организм, тоже пронзает окружающее пространство десятками видов собственных излучений: тепловыми, звуковыми, биологическими, даже радиоактивными. Человек, подобно звезде, излучает себя в пространство, уносясь в космос лучами и волнами. Значит, и его излучение, а в особенности мысль, которая суть – импульс, выплеснутая в пространство энергия – может существовать после гибели своего источника? И чем мощнее была эта энергия, тем дольше она существует, разносясь по Вселенной. Или концентрируется вокруг Земли в Ноосферу, как предполагал Вернадский.

Но если из света формируется материя, то во что тогда обращается блуждающая мысль? Может быть – в живую материю? Или поле?

Не являются ли источниками формирования Вселенной Свет и Мысль?

Как знать, может, и качество жизни зависит от наших мыслей. Из одних родятся простейшие одноклеточные водоросли и инфузории, а из иных – птицы, звери и люди. Из прекрасных романтических мыслей рождаются цветы, а из плодотворных идей – овощи, фрукты и злаки…

Чумаков улыбнулся пришедшим в голову сравнениям. Подобные упражнения ума спасали от повседневной серости, а часто – от жестоких ударов в реальном мире. Вячеславу Михайловичу нравилась живая работа, связанная с людьми, общением, переменой мест, разгадкой всяких жизненных хитросплетений. Из отдельных обрывков информации, как из кусочков цветной мозаики, он умел восстановить объемную картину. Настоящий профессионал выбирает то, что приемлемо его складу характера и образу мышления. Вячеславу ближе всего оказался метод, где любое событие, обстоятельство, человек рассматриваются как органичные составляющие общего процесса. И если для обычного человека обрывки различных информационных сообщений представляются частными и незначительными, то для аналитика – это звенья единой цепи. Именно поэтому для Чумакова были авторитетны люди, подобные Рихарду Зорге, которые не вскрывали сейфов, не фотографировали секретных документов, не выкрадывали чужих писем, но извлекали достоверную информацию честным путем, используя свое уникальное аналитико-синтетическое мышление, и делали выводы, неизменно попадавшие «в яблочко». Это был высший пилотаж, мастерство, отточенное до совершенства.

Вертолет прошелся кругом и начал снижение. Взбив облачко сухой желтоватой пыли, он сел на площадке размером меньше половины футбольного поля. Часть ее была окаймлена изгородью из колючей проволоки, где теснились несколько щитовых деревянных строений, очевидно, складские и хозяйственные помещения. Остальную часть площадки неровной подковой охватывало подножье горы с редким чахлым кустарником. Ниже виднелись крыши поселка, а дальше тянулся простой и однообразный до аскетичности пейзаж пустынной долины.

– Сейчас машина подойдет, – капитан кивнул на ящики и мешки, которые выгружали из вертолета четверо солдат-пограничников.

– Лучше пешком пройдемся, – предложил Чумаков. После вертолетного гула не хотелось еще трястись в машине по каменистой дороге.

Они неторопливо начали спускаться по склону.

Солнце уже спряталось за верхушки гор, окутав их малиновым ореолом, когда они подошли к небольшому коттеджу, служившему гостиницей для приезжающих старших офицеров. Горы, накаленные за день, дышали теплом, но капитан сказал, что утром придется надевать ватники. Вертолет должен доставить их в условленное место для встречи двух человек с той стороны границы.