Фернандо Гамбоа - Капитан Райли

— Хотите немножко поиграть, да? — спросил оно неожиданно ласково, что выглядело еще страшнее, чем прежняя враждебность. — А если мы сделаем вот так? — произнес он почти весело, выхватывая левой рукой нож и упирая его Алексу в грудь, прямо у сердца. — Сейчас мои люди обыщут ваше судно до самого последнего угла, и если обнаружат кого-нибудь, кроме вас... то я прикажу отрезать все пальцы каждому члену вашей живописной команды. А вас я заставлю на это смотреть, прежде чем проделать то же самое с вами. А после этого я потоплю ваше жалкое корыто. Мне кажется, это будет справедливо, вы не находите?

С этими словами он повернулся к солдатам, отдав им несколько приказов на немецком, после чего одни рассыпались по палубе, а другие поднялись в надстройку.

Несмотря на это, Алекс гордо выпятил грудь и вскинул голову.

— Это судно ходит под испанским флагом, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, — мы находимся в испанских водах, и я — испанский подданный. Вы не имеете никакого права задерживать нас, а тем более угрожать.

— Не имею права? — рассмеялся офицер. — Идет война, капитан Райли. Я спокойно могу потопить эту груду железа, и никто никогда не узнает, что с вами случилось.

— И снова вы ошибаетесь, — ответил Алекс. — Первым делом при виде вашей лодки я сообщил по рации в морское управление наши координаты, отправив такую же депешу в американское посольство, что нас задержала немецкая подводная лодка. Я уверен, что начальство вас не похвалит, если вы окажетесь причиной конфликта с испанским правительством, а тем более с Соединенными Штатами.

— Вы считаете меня идиотом? — бросил нацист, поднимая брови. — Ни ваше, ни испанское правительство даже пальцем не шевельнёт ради вас или вашего судна. Или вы считаете себя настолько важной персоной?

— Никоим образом, — согласился Райли. — Но оба государства в этой войне соблюдают нейтралитет, пусть моя смерть сама по себе ничего не значит, но можете быть уверены: они не захотят создавать прецедент безнаказанности по отношению к Германии, так что кто знает... быть может, вы тем самым дадите им повод для вступления в войну. Как вы считаете, — прошептал он, наклоняясь вплотную к самому лицу офицера, — что скажет по этому поводу ваш обожаемый фюрер?

— Если мне удастся схватить этих беглецов, — ответил немец, прижимая лезвие ножа с эмблемой гестапо к шее Алекса, — мне дадут медаль, а возможно, и повысят.

— Боюсь, ваше желание не скоро осуществится, — послышался сзади серьёзный голос Джека. — Потому что здесь вы никого не найдёте.

Нацистский офицер в два шага оказался рядом с упитанным поваром и ткнул ему в лоб пистолетом.

— Итак, капитан Райли, — произнёс он с угрозой, — считаю до трёх. Если вы не выдадите мне тех двоих людей, которых я ищу, я вышибу мозги этому борову. А затем проделаю то же самое с остальными. Раз...

— Борову? — воскликнул оскорбленный Джек.

— Два...

Дуло пистолета вплотную прижалось к его голове.

— И...

— Хорошо, хорошо! — воскликнул Алекс. — Отпустите нас, и я скажу, где вы сможете найти ваших беглецов.

Нацист убрал пистолет ото лба Джека, на котором отпечатался четкий красный кружок.

— Видели? — спросил офицер, весьма довольный произведенным эффектом. — Мне это не составит труда. Так что лучше скажите сразу, где они прячутся.

— Нигде, — решительно ответил Алекс. — Они действительно сели на судно в Марселе, но уже на следующий день мы высадили их в Барселоне. Клянусь.

— Вы лжёте, — ответил тот, снова выхватывая нож.

— Вы считаете, я стал бы рисковать жизнью ради каких-то незнакомцев? — спросил Алекс, стараясь, чтобы голос его звучал как можно искреннее. — Как только я узнал, что передо мной — еврейские свиньи, я тут же ссадил их на берег. Я ненавижу евреев. Война разразилась по их вине, и, будь они здесь, я бы тут же выдал.

В первый миг нацист, казалось, растерялся; затем наклонился к самому лицу Алекса, недоверчиво глядя ему прямо в глаза.

— В Барселоне, говорите?

— Могу даже назвать имя человека, к которому они направлялись. Не обещаю, что вы их найдёте, но вряд ли они успели покинуть город, а такую красивую девушку не каждый день увидишь на улице... Короче, вы меня понимаете.

В течение нескольких секунд, показавшихся всем вечностью, немец, казалось, раздумывал, правду ли сказал ему Алекс. Затем он устало стянул фуражку, вытащил из кармана брюк мятый носовой платок и вытер пот со лба, размышляя над решением.

В эту минуту начали возвращаться солдаты и один за другим докладывали, что никого не обнаружили. Когда вернулся последний, нацист вынужден был признать, что, как и сказал капитан, на борту никого больше нет.

— Ну что ж, — наконец произнес он с явной досадой, — Похоже, вы говорите правду. Но если окажется, что вы пытались меня обмануть... — прошипел он, вновь хватаясь за рукоять уже спрятанного ножа, — я сделаю вас найду и убью медленно и мучительно.

Пять минут спустя две чёрные надувные лодки направились в сторону субмарины, по-прежнему зловеще маячившей поблизости, а орудие на ее носу всё так же целилось в «Пингаррон».

Тем временем команда «Пингаррона» собралась на палубе, с облегчением наблюдая, как немцы медленно удаляются, и все ещё не веря, что, вопреки ожиданию, все остались живы.

— Гребаный сукин сын!.. — выругался Сесар, нарушив молчание.

— Я чуть было не обделался, — признался Джек.

— Даже если бы с тобой это случилось, тебя бы все поняли, — заметил Алекс.

— Как там зовут эту сволочь?

— Гауптштурмфюрер Юрген Хёгель из гестапо, — ответил Райли с гримасой отвращения. — И надеюсь, что никогда больше его не увижу.

— А меня до сих пор колотит, — призналась Жюли.

— Вы сделали глупость, — проворчал Марович. — Нам следовало выдать их с самого начала. До сих пор не могу поверить, что мы рисковали жизнью ради парочки незнакомцев.

Райли повернулся к югославу и с укоризной посмотрел на него.

— Когда ты нанимался в мою команду, то знали, что это будет опасная работа, — ответил он, ткнув пальцем ему в грудь. — И порой дело стоит того, чтобы ради него рисковать жизнью. Особенно, если это твоя собственная жизнь.

Тогда француженка красноречивым жестом указала вниз.

— Капитан, так может, пора их?.. — неуверенно спросила она.

— Пусть пока посидят, — перебил Алекс, поняв с полуслова. — Подождём, пока немцы уберутся подальше... А кроме того, я хочу, чтобы наши пассажиры как следует подумали о своём поведении.

Когда наконец немецкая подводная лодка вновь погрузилась в воду и исчезла в глубинах, словно ее и не было, Алекс спустился в недра судна, за ним последовали Джек и Марко. Открыв люк между двумя трюмами — сейчас пустыми после разгрузки в Барселоне — они спустились вниз по трапу. Затем они направились в сторону кормы, осторожно пробираясь между шпангоутом, словно между железными ребрами огромного кита. Здесь стоял сильный запах масла и керосина; дышать было почти невозможно. Добравшись до переборки, отделяющей трюм от машинного отделения, они открыли тяжелые железные створки и оказались в помещении, где по обе стороны узкого прохода располагались два огромных топливных бака.