Фернандо Гамбоа - Капитан Райли

— Но вы же сами остались здесь, — напомнил Марко.

— Я должен был предупредить Кармен, — объяснил Райли, обнимая ее за талию. — Они собирались ее убить.

— Ясное дело, — хмыкнул наёмник, убирая пистолет в кобуру.

— Дело не в этом, Марко. Я же сказал тебе...

— А я до сих пор не могу понять, как ты нас нашел, — перебила Кармен. — Как долго ты следуешь за нами?

Прежде чем ответить, наёмник достал сигару и невозмутимо закурил.

— Когда вы все внезапно исчезли, я сначала подумал, что вы решили меня кинуть, оставив без доли. Тогда я решил занять пост напротив конторы этого толстого адвоката, рассудив, что рано или поздно вы непременно явитесь, чтобы передать ему аппарат... Так оно, кстати, и случилось, — добавил он, осклабившись волчьей улыбкой.

— Так ты нас узнал?

Марович вновь осклабился, словно вспомнил какой-то старый анекдот.

— Должен признать, маскировка была неплохая, — ответил он, повернувшись к Райли. — Но я слишком долго наблюдал за тобой изо дня в день, чтобы не распознать твою походку и манеру двигаться. А кроме того, — добавил он, — женщины такого роста не слишком часто встречаются.

— Но я до сих пор не могу понять, почему ты не подошел к нам сразу и не сказал, что жив.

— Я же сказал: я считал, что вы собрались меня кинуть. И ваш приход в контору агента Марша лишь подтвердил мои подозрения.

— Минуточку, — снова перебила Кармен, сменив тон. — Значит, ты последовал за нами вовсе не для того, чтобы спасти нас, а... совсем наоборот?

Югослав вновь одарил ее своей волчьей улыбкой.

— Черт возьми, Марко! — Алекс разочарованно цокнул языком. — Как ты мог подумать, что мы тебя предали?

— Подумать? — Марович скрестил на груди руки, держа одну из них в опасной близости от пистолета. — Я не сказал, что сейчас думаю иначе.

Райли застыл, ошарашенный столь абсурдным заявлением.

— Что? — только и смог он выговорить. — Ты по-прежнему считаешь, что я хотел тебя обмануть?

— По-моему, это очевидно.

— Ради всего святого, Марко! Ты просто гребаный параноик!

— Ах, вот как? Или ты будешь отрицать, что бросил меня в Танжере, даже не попытавшись узнать, что со мной случилось? Что сегодня утром ты продал аппарат Ахмеду Эль-Фасси? Что перенес встречу с самим Маршем на несколько дней? Ты посмеешь это отрицать, капитан?

— Откуда ты это знаешь? — удивился Райли. — Откуда ты знаешь, о чем я говорил с Ахмедом?

— Я же сказал, что видел, как вы входили в его контору. После этого мне оставалось лишь нанести небольшой визит сеньору Эль-Фасси, чтобы тот разрешил мои сомнения. Хотя должен признать, — он вновь жестоко осклабился, — что этот тип весьма серьезно относится к служебным тайнам. Мне пришлось как следует прижать его к стенке, чтобы он рассказал о ваших планах.

По спине Райли пробежал холодок, стоило ему представить, как именно Марович прижимал адвоката к стенке.

— Черт побери, Марко! Надеюсь, ты не сделал ничего непоправимого...

— Я сделал то, что ты вынудил меня сделать, — ответил Марко. — И не забывай, что в конечном счете я спас тебе жизнь. Тебе и твоей сучке.

Лицо Кармен вспыхнуло от гнева, а Алекс уже занёс руку, чтобы залепить ему пощёчину.

— Ты совсем свихнулся, Марко, — выпалил Райли и погрозил ему пальцем. — И еще тебе не стоит срывать договор с Маршем.

— Если под срывом договора ты имеешь в виду, что я не позволил себя...

Внезапно новый выстрел сотряс воздух, и Марович рухнул наземь, словно громоздкая марионетка, у которой обрезали нити.

Райли швырнул Кармен на землю, упав на нее сверху; затем, подняв голову, увидел в пятидесяти метрах от себя силуэт третьего убийцы, глядящего на них с вершины дюны. Очевидно, он вернулся, чтобы узнать, куда подевались его кузены, и оказался свидетелем неожиданной сцены.

Едва они упали, покатившись по земле, как вторая пуля разметала песок и мелкие камешки на том месте, где они только что стояли. На дне ущелья их было видно, как на ладони, и лишь то, что убийца оказался весьма неважным стрелком, пока спасало их от смерти. Но не было сомнений, что рано или поздно он их достанет, это лишь вопрос времени.

Недолго думая, Райли пополз на четвереньках туда, где лежали убитые Маровичем бандиты, схватил оба револьвера и, вскочив на ноги, с дикими воплями бросился по склону вверх, петляя как заяц и поочередно стреляя то из одного, то из другого револьвера.

Бровастый убийца вновь выстрелил, держа оружие здоровой рукой, но, видимо, стрелять с левой луки ему было неудобно: несмотря на то, что Алекс находился от него лишь в десяти метрах, он постоянно промахивался. Спустив курок в очередной раз, магрибец услышал лишь тихий щелчок и понял, что расстрелял все патроны в барабане. Видя, что капитан «Пингаррона» снова целится, изрыгая проклятия, он, недолго думая, отшвырнул ставший бесполезным револьвер, повернулся и пустился бежать вдоль по шоссе.

Алекс забрался на вершину холма и остановился, тяжело дыша и хватая ртом воздух. Сердце готово было выскочить из груди, а силы окончательно иссякли, но то, что он увидел перед собой, привело его в ярость и наполнило новой энергией. Прямо перед ним, меньше чем в ста метрах, агент Смит спокойно ждал, прислонившись к капоту своего «ситроена-202» и безмятежно покуривая, словно поджидал дамочку у дверей отеля.

Алекс с удовлетворением отметил, как шотландец сначала недоумевающе посмотрел на скачущего как заяц вниз по склону араба а потом увидел Райли, не только живого, но и сжимающего в каждой руке по револьверу, и сигарета выпала у него изо рта.

Подстегиваемый неудержимым гневом, Алекс, не раздумывая, бросился к агенту МИ-6, но тот живо сел в машину, чтобы завести мотор.

Телохранитель с рукой на перевязи был уже в двадцати метрах от автомобиля, но Смит явно не собирался его дожидаться. Агент завёл мотор, дал по газам и рванул в противоположную сторону.

Сейчас капитан «Пингаррона» уже не чувствовал ни боли, ни усталости, ни страха. Ничего подобного. Теперь Алекс Райли превратился в восемьдесят пять килограммами неудержимой ярости. Вооруженный двумя дымящимися револьверами, с пеной у рта, он хотел только одного — видеть, как бежит выпущенная им кровь из любого, кто встанет на его пути.

Сердце грохотало в его груди, а запах горелого пороха, забившийся в ноздри, отбросил его на четыре года назад, в тот вечер, когда он с таким же отчаянием и той же ненавистью, колотившей в виски, бежал к фашистским окопам с одной лишь надеждой, что сумеет уложить всех врагов раньше, чем они убьют его. Вероятно, именно это состояние убийственной отрешенности позволило ему теперь нагнать у самого шоссе бегущего впереди него мужчину, без каких-либо угрызений совести выстрелить ему в спину и, даже не взглянув, оставить умирать на асфальте, громко стонущим от боли.