Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

Первым делом он подумал, что мужчины, на которых он напал – или, скорее, их целые дружки, – выследили его. Но когда ему удалось полностью очнуться, сообразил, что за деревянной стеной говорят не о нем. Он выловил одно слово, наклонился к стене и прижался ухом к дереву. Оно было прохладным, и Григорий стал слушать.

Словом было «бегство».

– Потому что это место обречено, вот почему, – вновь послышался голос. – Хочешь остаться и быть мертвым героем? Пожалуйста. Но все остальные капитаны согласны. Мы уходим, и уходим сейчас.

– Все венецианцы? А как же честь вашего города? – спросил другой голос.

– Нет, не все. Только наша флотилия из Черного моря, которую сюда загнали ветер и судьба. Большинство венецианцев остаются.

– Я думал, должны остаться все. Разве не так приказал Совет?

– Я мочусь в воду, которую пьет Совет! У них нет здесь полных трюмов шелков и специй, которые дома принесут каждому из нас целое состояние. Или ничего, если турки захватят город и возьмут все себе. А так оно и будет.

– Ну, не знаю. Я…

Должно быть, другой мужчина отошел, его голос стал слабее:

– Ну, Энрико, это как пожелаешь. Но в ближайшую пару дней греки поднимут свой бон поперек Золотого Рога, и мы застрянем тут навсегда. Все решено. Моя команда уже на борту «Ворона», и мы отплываем с утренним приливом. До него осталось недолго, на востоке уже светло. Я сошел на берег, только чтобы отыскать тебя и предложить выбор. Решай сам.

– Погоди!

Звук шагов утих вместе с низким голосом. Григорий вложил кинжал в ножны и сел, прислонившись спиной к стене. Так, значит, венецианцы бегут, подумал он. По крайней мере некоторые. Пока не подняли бон – тогда им останется только сражаться. Григорий опустил голову на руки. А он? Он, который вернулся в ненавистный город, забравший у него все, город, который он желал никогда больше не видеть? И что ему принесло это возвращение? Сын, в чью жизнь он не может вмешаться. Женщина, которую он когда-то любил и потерянная для него навсегда…

Причалы были неподалеку, и до Григория доносились команды. Негромкие, без крика, но резкие, торопливые. Он слышал, как весла уходят в воду, как от причалов отходят лодки, направляясь к судам, стоящим на рейде. Венецианские крысы бегут с тонущего судна. И кто может их винить? В конце концов, разве это их бой?

А разве его?

Григорий вскочил. В городе не осталось ничего нужного – кроме разве что его арбалета. Но он всегда сможет отыскать другой, в отличие от золота, ради которого он приехал и которое наверняка никогда не увидит. Хотя золото тоже найдется, когда он отыщет себе новый арбалет и войну для него. Любую войну, кроме этой…

Когда Григорий выходил в дверь, он обо что-то споткнулся. Предмет блеснул в слабом свете зари. Григорий нагнулся подобрать его – и ахнул, когда увидел, что держит в руках. Стрела. Болт для арбалета, который ему предстоит найти. Это было похоже на знак… и неподходящий предмет для дверного проема у причалов. Григорий поднес болт к глазам и увидел, что не все оперение на месте, но то, что есть, сделано из перьев цапли. Совсем странно. Такой же болт он вытащил из сумки Джона Гранта в Корчуле…

Он засунул болт в карман, наконечник обо что-то звякнул. Григорий порылся, достал монеты, бронзовый кастет – и свой костяной нос. Это напомнило ему о драке и бегстве со странным закутанным юношей. Был ли этот человек на самом деле? Куда он делся? Григорию захотелось поблагодарить его.

Он услышал у причалов новые голоса. Ждать своего благодетеля времени нет. На случай, если тот вернется, Григорий снова зашел внутрь и бросил на кучу джутовых мешков серебряный рагузанский либертин. Награда, если юноша вернется и найдет его.

Пока Григорий шел к причалам, он привязал на место искусственный нос, потом маску. Мужчины удерживали лодку у причала.

– Место еще для одного, – сказал он, подражая ненавистному произношению.

Один из мужчин поднял взгляд:

– Какое судно?

Как же капитан назвал его?

– «Ворон», – ответил Григорий.

– Они уже поднимают якорь, – сказал мужчина, кивнув на воду. – Но мы наверняка встретимся на Хиосе или Лесбосе. Там ты его и нагонишь.

Григорий кивнул и принял руку. Затем забрался в лодку и сел на банку. Двое мужчин бежали по причалу. Едва они тоже уселись, лодка отчалила. Они быстро шли по водам Рога к черным силуэтам впереди. Сейчас уже хватало света, чтобы рассмотреть оставшиеся сзади городские стены. Немного западнее причала, от которого они отплыли, виднелись ворота Феодосия. Если он как следует всмотрится, то сможет разглядеть перед ними каменную плиту. Призраков на ней. Свой. Софии. Того, кого они там сделали.

Григорий закрыл глаза.

Лейла следила, как последнее из семи судов пляшет в водах, где встречались Золотой Рог, Босфор и Мраморное море, образуя волнение, на турецком называемое анафор . Если Григорий проснулся настолько тяжелым от вина, как она думала, эта качка ему не понравится.

Он был на этом судне. Лейла видела, как он поднимался на борт; ее глаза стрелка заметили его черный плащ и широкополую шляпу, пока Григорий лез по веревочному трапу. Вернувшись на склад и обнаружив, что там пусто, она побежала туда, куда он мог пойти: ему наверняка хотелось пить, и она как раз несла ему воду в кожаном бурдюке. Но в жалкой таверне у причалов его не оказалось. Он уже был в море.

Судно обогнуло мыс Акрополис и скрылось. Лейла не двигалась, по-прежнему щурясь от солнечных бликов на воде. Солнце очистило небо от дождевых туч и теперь сверкало на крышах и башнях Галаты, по ту сторону воды. Все сияло – кроме ее сердца.

Лейла выругалась, прикрыв глаза от солнца и пытаясь думать. Она была глупа, размышляя над кражей книги. Составленные ею таблицы – для себя, Мехмеда, Григория – ясно говорили, когда книга попадет к ней. После падения города, не раньше. Однако для этого Григорий нужен здесь. Он не должен был уплыть.

И все же он уплыл. Но это не значит, что он не может вернуться. Суда поворачивают. Суда… тонут.

Лейла улыбнулась, расправила плечи. Григорий прошел в дверь, вымазанную рыбьим жиром. Он заклят, он принадлежит и всегда будет принадлежать ей. Но ей известны и другие заклятия, от любовных до поиска пропавшего гребня. Она знает и проклятия, которые можно наложить на человека или его дела. Включая судно, на котором он уплывает. Ей нужен только какой-нибудь его предмет, вещь, которую он держал в руках. И серебро в ее ремесле лучше прочих…

Лейла открыла глаза, отвернулась от воды к земле, к солнцу, рассмеялась и подбросила высоко в воздух монету, найденную среди мешков, где он спал. Она следила, как монета сверкает и блестит, взлетает и падает на фоне стен обреченного Константинополя.