Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

Григорий улыбнулся, увидев, как мужчина прищурился при этом слове.

– И куда направляется этот прекрасный флот?

– Мы заняты Божьим делом, брат, будь уверен. Мы отплыли на помощь нашим собратьям-христианам и на погибель проклятым язычникам. – Мужчина выпятил грудь. – Мы идем в Константинополь.

Моряк схватил руку, которую только что пожимал, выпустил румпель и сжал чужое плечо. Его не так тревожил дрейф, как спасенный человек. Тот смеялся так, что трясся всем телом, и никак не мог остановиться, пока моряк не испугался, что их всех вытрясет в море.

Ночь с 17 на 18 апреля

Эта ночь была такой же, как большинство ночей с первого выстрела огромного орудия. Ахмед и его товарищи толпились у самого частокола, огромная толпа людей била своими ятаганами по деревянным щитам в такт ударам сотен кос-барабанов, завывали семь сотен труб. Из тысяч глоток рвались крики: «Велик Аллах!», «Мухаммед – Пророк Его!», «Мехмед, веди нас к славе!».

Пока они кричали, над ними пролетали ядра – огромные каменные, выброшенные взрывом из пушки или пущенные гигантскими пращами, мангонелами. Ядра с грохотом разбивались о городские стены или проносились над ними, разрушая город. Меньшие шары из меньших орудий, называемых кулевринами – Ахмед уже выучил некоторые слова языка войны, – целились в головы христиан, когда те мелькали между зубцов.

Шум невероятной громкости, часы, которые он длился, – ко всему этому Ахмеду пришлось привыкнуть. Молитва, на которую собирались все жители деревни, – вот самые громкие звуки, которые ему доводилось слышать раньше. В первую ночь он едва не сошел с ума. Но потом, часа через два, их отряд отозвали, и его место занял другой, со свежими глотками и руками, готовыми бить в барабаны и щиты. Каждую третью ночь они отдыхали. И Рашид объяснил то, что Ахмед и так уже почти понял.

– Мы можем спать, мой крестьянин, – говорил он в траншее, раскинув кривые ноги по краденой овчине, – но христиане? Если они лягут, им придется спать в доспехах и с оружием – ведь они не знают, когда мы придем.

И все же эта ночь была другой. Даже Ахмед видел: что-то затевается. Принесли связки деревяшек – большие кипы, обмотанные веревками. Прислонили к частоколу множество лестниц. Потом через толпу башибузуков один за другим протолкались лучники с большими луками за плечами. Они присаживались в проемах большого деревянного укрепления, смешавшись с арбалетчиками и другими, придерживающими тлеющие фитили и стоящие рядом орудия.

– Это атака, да?

– Соображаешь, великан, – покосился на Ахмеда Рашид.

Он ухитрился купить или, скорее, украсть толстый стеганый халат и помятый шлем-тюрбан. У его товарищей не было иной защиты, кроме маленького деревянного щита, а халат по размеру лучше подходил Ахмеду; коротышке, чтобы ходить, пришлось собирать его в длину и в ширину. Он ткнул пальцем в небо, прямо в восковую луну над головой.

– Мы сможем заглянуть в глаза грекам, когда они будут умирать на своих стенах. А как только возьмем стены, будем грабить улицы.

Ахмед, хмыкнув, встал на холмик, с которого мог заглянуть за частокол. Стены в лунном свете выглядели побитыми, однако все еще высокими и прочными. Неделя криков, восхвалений Аллаха и приседаний во время выстрелов – неделя бесконечного ожидания – начала его раздражать. Он пришел сражаться – за султана, за победу Бога… и за то, что эта победа принесет ему. Жизнь и богатство – или смерть мученика и быстрое путешествие по мосту Сират к раю.

Рашид дернул его за лодыжку.

– Смотри, – сказал он, – кто идет.

По неглубокой долине между холмом с частоколом и большим, где стояла пушка, шла процессия. Несколько человек несли факелы, их пламя отражалось от брони и шлемов, наконечников копий, умбонов щитов и покачивающихся ятаганов. Больше всего света собиралось на человеке в центре, одном из самых высоких, чей стальной доспех пылал, чей шлем-тюрбан горел. Десяток мужчин такого же роста ограждал его стеной алебард. Ближе всего, по бокам, наложив стрелу на тетиву, шли два лучника.

– Султан!

Рашид был только одним из многих, кто произнес это слово. Оно рябью пробежало по массе людей на склонах. Группа остановилась у перевернутого бочонка, и, прежде чем люди заслонили его, Ахмед увидел, как сверху расстилают большой лист пергамента.

– Воины с алебардами – пейики , его телохранители. Говорят, им вырезают селезенку, чтобы они стали более выдержанными.

Рашид вечно жаждал поделиться своим опытом военной службы и разговаривал с Ахмедом, как отец – с глуповатым ребенком.

– Двое лучников всегда рядом с ним. Ты заметил, что один натягивает лук правой, а второй – левой? Конечно, не заметил, бык ты эдакий. Что ж, ему нужен лучник-левша, чтобы защищать его с того бока. А те люди, которые сейчас подошли? Вожди анатолийцев, белербеи Исхак и Махмуд. Наши вожди, раз их отряд стоит за нами, ждет, чтобы пойти за нами на стены.

– За нами?

Ахмед посмотрел на другие склоны, заполненные стройными рядами людей в доспехах.

– А они не должны идти первыми, раз так хорошо нарядились?

– Нет. Они пустят нас в первую атаку.

Когда Ахмед обернулся, чтобы возразить, Рашид продолжил:

– Нет, это хорошо. Когда невыспавшиеся греки падут под нашими ударами, мы первыми будем в городе. Мы будем первыми выбирать добычу. – Он облизнул губы. – И их девственниц. А еще…

Боец указал на большой отряд воинов на склоне, чуть поодаль. Они немного отличались от прочих – одежда темнее, чем у прочих, длинные бороды, непокрытые головы.

– Я уверен, что наш султан, который любит нас, отправит первыми на смерть этих. Христиан, – прошипел Рашид. – Отбросы и наемники, ради обещанной добычи они готовы сражаться против людей своей веры. – Он отхаркался, сплюнул. – Пусть возьмут на себя первый удар. А потом мы с тобой возьмем славу и золото.

– Иншалла, – только и мог сказать Ахмед внезапно пересохшим ртом.

Снизу, из группы с факелами, послышался громкий возглас. Крик согласия, исторгнутый десятком глоток. Группа распалась, пейики с опущенными алебардами разделили ряды анатолийцев, чтобы султан мог вернуться на холм к пушке. Другие командиры, в том числе мужчина, которого Рашид назвал Исхаком, направились к отряду Ахмеда. Сквозь толпу шли люди; каждый нес древко, на ходу разворачивая с него длинный стяг. Они выкрикивали какие-то слова – Ахмед пытался разобрать их сквозь нарастающие возгласы. Он расслышал это как раз в тот миг, когда разглядел на стяге имя Пророка. Крестьянин не умел читать, но знал символ Мухаммеда, его тугру на ближайшем стяге, сияющую серебром в лунном свете.

– Сто золотых монет первому, кто поднимет такой стяг на второй стене греков, – вознесся над суматохой крик. – Аллах акбар!